Злейшие пороки - Хлоя Гонг

Шрапнель бьет в землю возле самой канавы. Взметаются комья земли, Антон недоуменно вздрагивает. Такое оружие он встречал лишь в учебниках, где упоминались битвы Талиня с Сыца. После окончания войны дворец вывел многие виды оружия из употребления и уничтожил. И до сих пор в столице они запрещены. Ведь необходимость в них отпала. Сохранять их означало идти на риск, что это оружие будет обращено против правителя теперь, когда истреблен враг из-за границы.

– У них еще и стрелы хорошие, – подсказывает Галипэй, заметив выражение лица Антона. Галипэй кивает на свое плечо, и теперь, выбравшись из-под сетки, Антон отчетливо видит, что по плечу его телохранителя расплывается гигантское багровое пятно. – По-моему, наконечник застрял где-то в ране.

– Наверное, надо его вытащить.

– Да уж. – Галипэй ждет, когда взметнувшаяся земля осядет, выглядывает из канавы. Антон держится сразу за ним, хотя ему приходится напрячься, чтобы высунуть голову, маленькую голову Августа, над краем канавы и приглядеться.

– Кто все это устроил? – понизив голос, спрашивает Антон. – Такой же отряд, как в Лэйса?

– Одежда на них такая же, так что, видимо, да. На этот раз численный перевес у них. Мне удалось увидеть их лишь мельком, потом пришлось прятаться, но они пользуются перескоком, а это значит, что либо Вэйсаньна понадобится как-то отражать их атаки, либо мы будем уничтожены.

– Перескоком? – повторяет Антон. – Они не могут быть настолько сильны, чтобы вселяться в дворцовую стражу.

– Семьи Сань-Эра не имеют принципиального преимущества в силе перед провинциальными – они же дворцовая стража, а не аристократия, – невнятно отвечает Галипэй. – Во всяком случае, у них здорово получается. Они вселяются в нас, убивают и покидают наши тела. Вэйсаньна у нас недостаточно, чтобы успешно обороняться за счет одной их только невосприимчивости. Разделавшись со стражей, они прорвутся к каретам и нападут на членов Совета. Сомневаюсь, что делегация выдержит эту атаку.

Вэйсаньна. Стража. Неужели Галипэй всегда так выражался?

– Возьмем лошадь и сбежим, как только представится случай, – продолжает Галипэй. – Нам незачем присутствие остальных, чтобы продолжить поиски короны: если уж на то пошло, делегация – просто балласт.

Вглядываясь на отчаянно сражающуюся стражу, Антон наконец видит, где остановились остальные кареты. Они по-прежнему выстроены в ряд, в них впряжены лошади, они сравнительно невредимы. Последняя карета у всех на виду стоит без замка на двери, и никто не может помешать какому-нибудь провинциалу распахнуть дверцу и увидеть, что лежит внутри.

– Нет… – вырывается у Антона.

Галипэй озадаченно оборачивается к нему.

– Нет?

– Нет, еще рано…

Еще один шрапнельный снаряд ударяет в землю рядом с канавой. Это не случайный недолет, а намеренный: снаряд распространяет клубы дыма, заполняющие канаву. Антон оборачивается, считая, что бежать надо сейчас, или их заметят, но уже слишком поздно.

В канаву спускается неизвестный. За ним следуют еще десять, и у каждого в руке клинок.

– Руки вверх, – командует неизвестный.

Они окружены.

Калла напрягает руки, растягивая веревку, которой связаны ее запястья, но та не поддается. Будь она в собственном теле с более гибкими руками, ей наверняка удалось бы перекинуть руки вперед. Тогда она смогла бы распутать веревку на щиколотках и сбежать. А широкие плечи Галипэя при всей его мускулистости в данный момент скорее обуза, чем преимущество.

– Может, хватит возиться? – слышится шипение за ее спиной.

Хотя Калле завязали глаза, ей известно, что их с Антоном держат под стражей отдельно от членов Совета, так что сделать выговор ей может только он. Их вывели из канавы, сразу же связали и велели сесть на землю. Калла не понимает, почему их не убили. Она слышит, как кто-то из членов Совета вблизи карет протестует: повязка на глазах слишком тугая, веревку затянули слишком крепко, земля слишком твердая. Кто бы ни развел этот скулеж, он явно не понимает: противники способны в мгновение ока приставить нож к горлу любому из них.

Так почему они этого не делают?

– Я пытаюсь вызволить нас, – приглушенно отвечает Калла. – Может, если бы ты попробовал тоже повозиться, тебе с твоими костлявыми руками было бы легче выпутаться из веревок.

От этих слов Антон на минуту умолкает. Возможно, размышляет, стоит ли оскорбиться, ведь, строго говоря, она пренебрежительно отнеслась к рукам Августа.

– Нам грозит смерть, а ты думаешь о моих руках.

– Я лично тебя убью, если скажешь еще хоть слово.

Антон фыркает:

– Галипэй Вэйсаньна, с каких это пор ты так осмелел?

Эта реплика рывком возвращает Каллу к реальности. Она пытается потереться лицом о собственное плечо, но сдвинуть повязку с глаз не может.

– Слушай, – говорит она, – не знаю, зачем мы им нужны, но долго держать нас в живых они не станут.

Нападающие говорят наперебой где-то неподалеку. Лахо славится обширными каменистыми равнинами, поросшими травой. Звуки разносятся над ними, не встречая препятствий. Калла не может расслышать, что именно говорят неизвестные, но ей ясно, что они о чем-то спорят.

– Есть простой способ высвободиться, – вдруг говорит Антон. – Плечо все еще кровоточит. Мысленно сосредоточься на вытягивании крови из раны, и сможешь перескочить даже с завязанными глазами.

Ее грудь пульсирует. Печать все еще там. Она слышит, что лошади по-прежнему у карет – побег и впрямь получится быстрый.

– А вы почему этого не делаете, ваше величество? – спрашивает она. – Ведь вы мастер перескоков.

– Не хочу.

– Напрасно ты все усложняешь.

– Да? Кому, как не тебе, должно быть понятно нежелание терять могущественное тело, Калла.

Она замирает, изо всех сил пытаясь растянуть запястьями веревки. Так, значит, он все понял.

– Слушай, – с расстановкой начинает Калла, – я сделала то, что требовалось…

– Отта в самом деле напала на тебя?

– Да! – Ну, разумеется, первым делом ему надо знать, виновата ли Отта. – Она выманила меня из лагеря, чуть не свела меня с ума с помощью ци, а потом оставила карту с обозначенным местом в приграничье. Не знаю, каковы ее цели. Зато знаю, куда она направляется, даже если это ловушка.

Антон издает негромкий возглас:

– Типично для нее. Меньшего я и не ожидал.

Эта реакция бесит Каллу еще сильнее, чем его вопрос, в самом ли деле Отта напала на нее. Калла снова изо всех сил тянет и дергает веревки, но шансов избавиться от них явно нет. Спор между нападающими постепенно затихает. Хотя Калла особо не прислушивается, внезапно ее удивляет, что она вообще не улавливает ни единого слова.

Они говорят не на талиньском.

Вокруг становится тихо. Что-то