Эмбрион - Эдуард Сероусов

– Я пытался связаться с вами через квантовый коммуникатор, – сказал он. – Но не был уверен, что вы получили сообщение.

– Получили, – кивнул Северин. – Но ситуация развивалась слишком быстро, мы не смогли ответить.

– Где Кузнецов? – спросила Елена, переходя к самому важному. – И что происходит в Институте?

Михаил провёл рукой по волосам, жест усталости и напряжения.

– Кузнецов на Шпицбергене, ищет вас. Он взял с собой большую часть службы безопасности и ключевых учёных. Здесь остался только скелетный персонал, в основном технический и медицинский.

– А квантовый модулятор? – спросил Баранов. – Он всё ещё активен?

– Да, – кивнул Михаил. – И не просто активен. Он… эволюционирует. Квантовые флуктуации, которые мы наблюдаем повсюду, особенно интенсивны вокруг модулятора. Система начинает демонстрировать поведение, которое мы не программировали, как будто она развивает свою собственную… логику, свои собственные паттерны функционирования.

– Квантовое сознание, – тихо сказала Елена. – Подобное тому, что мы видели в глобальной информационной сети. Технологические системы начинают функционировать по квантовым принципам, становясь более… автономными, самоорганизующимися.

– Именно, – кивнул Михаил. – И это пугает Кузнецова. Он хочет контролировать процесс, но всё больше осознаёт, что это невозможно. Поэтому он так отчаянно ищет тебя и ребёнка – он верит, что через вас сможет влиять на трансформацию, направлять её.

– А ты? – прямо спросила Елена. – Чего хочешь ты, Михаил?

Он встретил её взгляд без колебаний.

– Я хочу, чтобы ты и ребёнок были в безопасности. И я хочу, чтобы трансформация произошла естественным путём, без манипуляций Кузнецова или кого-либо ещё. Я научный работник, Лена, не солдат и не политик. Я верю в знание ради знания, в понимание ради понимания.

Елена изучала его лицо, ища признаки лжи или скрытых мотивов. Но она видела только искренность, усталость и решимость. Сознание ребёнка также не передавало ей никаких предупреждений или подозрений.

– Я верю тебе, – наконец сказала она. – И мне нужна твоя помощь. Нам всем нужна.

– Что я могу сделать? – спросил Михаил.

– Нам нужно добраться до главного зала экспериментов, к квантовому модулятору, – объяснила Елена. – Там находится центральный узел трансформации. Мы должны быть там до наступления критической точки.

– Критической точки? – Михаил выглядел заинтригованным и встревоженным одновременно.

– Момента, когда квантовый разрыв достигнет такой интенсивности, что трансформация станет необратимой, – объяснил Северин. – По нашим расчётам, это произойдёт примерно через 30 часов.

Михаил задумался.

– Попасть в главный зал экспериментов не так просто, даже при отсутствии Кузнецова. Там всё ещё есть охрана и автоматизированные системы безопасности. Но… – он открыл ящик стола и достал несколько идентификационных карт, – с этими пропусками высшего уровня мы можем пройти через большинство барьеров. Я "позаимствовал" их из кабинета Кузнецова, когда он улетал на Шпицберген.

– А персонал? – спросила Анна. – Люди, которые всё ещё здесь? Они не будут мешать?

– Большинство из них – просто технический персонал, не особо вовлечённый в политические аспекты проекта, – ответил Михаил. – А некоторые… некоторые на нашей стороне.

– Кто, например? – спросил Баранов.

– Доктор Петрова, – сказал Михаил. – Она никогда не одобряла методы Кузнецова. И профессор Козлов, который прибыл вчера для консультации по квантовым аспектам проекта. Он давний друг Петровой, и я думаю, они оба подозревают истинную природу происходящего.

– Ты можешь связаться с ними? – спросила Елена. – Безопасно?

– Да, – кивнул Михаил. – У нас есть защищённый канал коммуникации, независимый от основных систем Института. Я могу организовать встречу в течение часа.

– Хорошо, – Елена выглядела решительной. – Нам нужно составить план действий. Понять, что именно должно произойти в главном зале экспериментов, когда наступит критическая точка.

Михаил активировал специальный протокол на своём компьютере и отправил закодированное сообщение. Затем повернулся к остальным.

– Они встретят нас в старой лаборатории когнитивной физики, на втором подземном уровне. Это безопасное место, без камер наблюдения и с экранированными стенами, блокирующими любые попытки прослушки.

Они осторожно покинули лабораторию Михаила и направились к указанному месту, используя служебные коридоры и лестницы, избегая основных маршрутов. По пути Елена заметила, что состояние Института изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз – некоторые лаборатории были заброшены, оборудование работало нестабильно, освещение мерцало, создавая странные тени и световые эффекты.

– Квантовые флуктуации усиливаются, – тихо заметил Северин, проверяя показания своих приборов. – Здесь, в Институте, они особенно интенсивны. Я фиксирую аномалии по всему спектру – от электромагнитных до гравитационных.

– Это логично, – сказал Баранов. – Если здесь находится центральный узел трансформации, то эффекты должны быть наиболее заметны именно в этой точке.

Они достигли старой лаборатории без происшествий. Внутри их уже ждали двое – женщина средних лет с проницательными глазами и седеющими волосами, и пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородой и внимательным взглядом учёного.

– Доктор Петрова, профессор Козлов, – представил их Михаил. – Мои коллеги и… друзья.

– Елена, – Петрова подошла к ней, её голос был наполнен искренней заботой. – Я так рада, что вы в безопасности. Когда Кузнецов объявил о вашем побеге, я боялась худшего.

– Благодаря вам, я смогла уйти, – тепло ответила Елена. – Ваша помощь была неоценима.

– Я делала то, что считала правильным, – просто сказала Петрова. – Как врач и как человек.

Профессор Козлов подошёл к Баранову, протягивая руку.

– Леонид, старый друг. Давно не виделись. Жаль, что встречаемся при таких… необычных обстоятельствах.

– Действительно необычных, – согласился Баранов, пожимая руку коллеге. – Но, возможно, именно поэтому наша встреча и произошла. Квантовая запутанность судеб, если хотите.

– И доктор Северин, – Козлов повернулся к третьему учёному. – Ваши работы по квантовому сознанию всегда казались мне слишком спекулятивными. Но, похоже, реальность опередила теорию.

– Часто так и бывает, – улыбнулся Северин. – Особенно в квантовой физике.

Анна стояла немного в стороне, чувствуя себя не совсем на своём месте среди этих учёных с их специализированной терминологией и общим профессиональным прошлым. Но Елена подошла к ней, взяв за руку.

– Это моя сестра, Анна, – представила она. – Без неё я бы не справилась. Её интуиция и поддержка были неоценимы.

Петрова и Козлов кивнули ей с уважением, признавая её важную роль в этой истории.

– Теперь, когда мы все здесь, – сказал Михаил, закрывая и запирая дверь лаборатории, – нам нужно разработать план действий. У нас мало времени.

– Сколько точно? – спросил Козлов.

– Примерно 30 часов до наступления критической точки, – ответил Северин. – Момента, когда квантовый разрыв достигнет такой интенсивности, что трансформация станет необратимой.

– И что произойдёт тогда? – спросила Петрова.

Елена закрыла глаза, концентрируясь на внутреннем диалоге с ребёнком. Образы, которые он показывал ей, были сложными, многослойными, не всегда поддающимися простой интерпретации. Но общая картина становилась всё более ясной.

– Барьер между квантовым и классическим мирами полностью разрушится, – медленно