Рождённые из пепла - Акили

Но сама война… Генрих утром получил донесение, что на стороне Норсленда видели Седрика Гардена – ещё одно эхо идиотских действий короля. Если бы ему тогда не вздумалось поиграть в палача с Ларгелем и Сильвестром, Адамант бы не пожинал теперь кровавые плоды.

К счастью, с грабителями на востоке королевства уже почти покончено. Если Седрик думал, что Генрих разделит армию и ослабит столицу и границы, то он дурак. Вместо этого канцлер послал против наёмников других наёмников. Это стоило королевской казне внушительных трат, но результат того стоил. Один из схваченных главарей признался, что их наняли сеять хаос на востоке. Имени он не назвал, упомянул лишь о посреднике, но донесения с северных границ ясно дали понять, кто дёргал за ниточки.

Королевство понесло убытки. Быть может, понесёт ещё. После войны придётся восстанавливать армию, экономику, разбираться с Норслендом… и всё это из-за нелепой выходки одного человека.

Вино качнулось в кубке от одной каймы к другой. С губ сорвался вздох.

«Глупый Арчи… никогда не думал о последствиях».

В день двадцатилетия своего старшего брата Осуина Арчивальд явился на празднество пьяным и с таким видом, словно только что развлекался на сеновале с девками. И это в четырнадцать лет!

Всё высшее общество за столом смотрело на него, как на таракана посреди белоснежной скатерти. Генрих тоже там был. Наверняка его пригласили, чтобы сдерживать Арчи, но младший из Холденов так и не явился на праздник вовремя, а когда пришёл…

Невеста Осуина с роднёй смотрели на это «явление» во все глаза. Северин Холден как глава семьи готов был сгореть со стыда. Он велел бесстыжему сыну убираться, но Арчи пожал плечами, схватил со стола бутылку с дорогим вином и отпил из горла. Только после этого удалился, выкрикивая что-то несуразное.

Лицо Холдена-старшего сделалось пунцовым, и Арчи явно не ждало ничего хорошего после торжества. Генрих не пошёл за ним, только тихо вздохнул. Привлекать внимание ещё и к себе значило поставить себя в один ряд с выходкой Арчивальда. Но весь оставшийся вечер вино казалось кислым, а еда безвкусной. Мягкий стул будто набит иголками.

Северин вышел из-за стола раньше и явно направился наверх к комнате младшего сына. Распоряжаться за столом продолжил Осуин и усиленно делал вид, что ничего не произошло.

Генрих предчувствовал недоброе. Он старательно вслушивался в звуки наверху, но слышал только стук вилок и ножей о тарелки и тосты за здоровье и счастье именинника. Казалось, прошла вечность. Северин Холден вернулся к столу, пряча руки в кружевных манжетах.

Когда этикет позволил уйти, Генрих со всеми любезностями распрощался с хозяевами вечера и отправился искать нерадивого племянника. Вот только его нигде не было. Ни в комнате, ни на кухне, ни у служанок, которых тот любил лапать. Слуга у входной двери сказал, что Арчивальд не покидал поместья. Тогда где же он?

Генрих обошёл снаружи южную стену и вышел в сад. Свечи из окон бросали золотой свет в темноту и очерчивали листья персиковых деревьев. Если пройти по вымощенной камнем тропинке, то Генрих выйдет к калитке, за которой его ждёт карета, чтобы доставить домой. Но он не мог уйти, не увидев племянника.

В дальней стороне сада Генрих наконец-то нашёл его. Сначала услышал всхлипы. Затем невнятное бормотание. Из-за куста показался огонёк свечи.

– Арчи, что ты делаешь? – спросил Генрих, но племянник его не услышал.

Мальчик подложил тряпку под заднюю деревянную дверь поместья, перекрывая луч света из-под порога, и поднёс к ней свечу. В воздухе витал запах масла.

– Арчи, остановись!

Генрих кинулся к нему и обнял сзади. Успел оттащить. Свеча выпала из руки Арчи и погасла во влажной траве. Его ладони пахли разлитым маслом. Всё лицо в синяках, под носом засохшая кровь.

– Пусти! Я убью их. Убью всех!

– Арчи…

– Я ненавижу их!

– Знаю.

– Он сказал, что вышвырнет! Откажется от меня! Лишит всего! – Арчивальд начал хохотать как безумный, а из глаз текли слёзы. – Чего он может меня лишить? У меня ничего нет. Мне ничего не останется! Осуин заберёт всё, потом Салазар, а последние крохи возьмёт Джорано. А что мне?!

Генрих держал его в объятиях, опасливо поглядывая на верхние окна. Как бы никто не услышал, но Арчи всё продолжал орать:

– Зачем мне эти правила? Зачем слушать его, если мне ничего не достанется? Меня просто вышвырнут как паршивую собачонку, когда старикан сдохнет, а эти трое всё поделят!

– Тише, Арчи. Я знаю.

– Убью их. И получу всё, – Арчивальд попытался вырваться, но Генрих держал крепко. – Не остановишь. Я получу.

– Получишь, Арчи. Ты получишь больше этого. Намного больше, – увещевал Генрих, гладил племянника по голове, и Арчивальд впервые его услышал:

– Что? Что ты сказал, дядя?

– Ты получишь абсолютно всё. Поместье покажется тебе пустяком. Но не сейчас. Дай мне два года, Арчи, и я всё устрою.

– Я получу всё? Ты сделаешь это для меня? – зелёные глаза смотрели с детской доверчивостью.

Такие же глаза цвета изумруда имел сам Генрих и его сестра.

– Сделаю. Потерпи два года. Не вытворяй ничего. Помирись с отцом. Сделай вид, что ты его услышал. А сам жди. Я всё устрою.

Племянник расслабился в его руках, и Генрих его отпустил. Арчивальд смотрел на него сухими и решительными глазами, обрамлёнными синяками.

– Обещаешь? Не заставляй меня ждать слишком долго.

– Не заставлю, мой Арчивальд. Не заставлю.

Люди собрались на торжество. Один притворится, что торжество настоящее. Другой сказал бы правду. И лишь для одного торжество воистину радость. Кто есть кто?

Глава 23. Поражение

Норсленд знал цену плодородной земле. Его владения покрывали густые леса с топкими болотами и вересковые пустоши. В горах добывали железо, медь и серебро. Но даже из самого драгоценного металла не испечь хлеба.

Золотые поля на протяжении веков переходили из одних рук в другие. Без них Норсленд вынужден закупать зерно у других королевств в обмен на серебро, мёд, краситель из вереска. В частности, у Адаманта, который без жалости выставлял сопернику высокие цены. Торговля – тоже в своём роде война.

Мимо Седрика вразвалку прошестовали пехотинцы Норсленда и смеялись каким-то своим шуткам. Никто не обратил на него внимания. Здесь он не был лордом. Седрик находился среди чужих. Все знали, кто он и что здесь делает, но относились к нему как к вынужденному обстоятельству.

Седрик прекрасно осознавал, что делал.