Прикладная рунология - Дайре Грей

Все складывалось так удачно, что я ни разу не усомнилась в собственной правоте, я и сейчас в ней не слишком сомневалась. Просто…

— Вы не правы! — я в полголоса обратилась к мужчине, державшем меня под руку, будто я собиралась сбежать.

— В чем же? — холодно осведомился он, пока мы шли по коридорам второго этажа.

— Бабушка ничего не вбивала мне в голову! Я все решила сама. Она не виновата!

Герр Шенбек взглянул на меня со странным выражением и покачал головой, а затем перед нами распахнулась дверь в приемную. Сопровождающий остался в коридоре, а сидящий за столом секретарь — уже немолодой мужчина с сединой на висках и военной выправкой — встал и приглашающе взмахнул рукой.

— Герр Шенбек, фройляйн, прошу вас подойти, — от отвернулся к шкафу, стоящему у него за спиной, открыл дверцы и замер, ожидая нас. — Хочу сразу предупредить, что вам будет лучше молчать. Порой артефакт дает сбои и работает в обе стороны. Текущее положение является большой уступкой Его Светлости герцога Кенига Его Высочеству, прошу вас не распространяться об увиденном за пределами здания.

— Поверьте, я всецело осознаю доверие, оказанное мне и Его Высочеству, — холодно откликнулся Юстас, незаметно сжимая мой локоть. — А фройляйн будет молчать. Ее клятва не позволит рассказать лишнее.

Секретарь удовлетворенно кивнул, сунул руку в шкаф и что-то повернул. Короткий всплеск силы известил об активации артефакта, но прежде, чем я успела задать хоть один вопрос, мы услышали приглушенное, но весьма отчетливое:

— … а ведь я могла бы быть вашей теткой… Если бы этот поганый Рофхогель не застал нас и не донес императору!

Я вздрогнула от неожиданности и замерла. Конечно, голос бабушки я узнала. Хотя звучал он непривычно зло. Она никогда не повышала голос. Никогда! Всегда говорила вежливо и попрекала этикетом. А сейчас… Просто рычала от злости.

Взгляд невольно метнулся к мужчине, стоящему рядом. Секретарь уже обошел стол и поспешил покинуть приемную, как ему, скорее всего, было приказано. Мы остались вдвоем. Мы и те, кто находился в кабинете. Юстас встал напротив и приложил палец к губам, напоминая о необходимости молчать. Но я бы все равно не смогла выдавить из себя ни слова. А диалог за стеной продолжался…

— Значит, вот почему вы так возненавидели несчастного барона… Но с чего вы решили, что мой дорогой дядюшка вообще хотел на вас жениться?

На стене за спиной женщины коротко моргнула руна, обозначая начало действия артефакта. Юстас с фройляйн Ланге успели вовремя.

Жена профессора поджала губы, она больше не улыбалась и не пыталась играть. Или же наоборот примеряла очередную маску. В любом случае она заговорит. Слишком долго молчала. А у всех тайн есть свои сроки.

— Он пригласил меня в столицу. Спустя десять лет. Снова позвал меня…

— И вы побежали послушной собачонкой. — Перебивать нехорошо, но иногда полезно. Злость — отличный союзник, когда нужно узнать что-то важное. И побыстрее… Желания слушать старческие сентиментальные воспоминания Кристиан не испытывал.

— Вы не понимаете, — его окинули насмешливым взглядом. — Ничего не поняли. Адольф был умен. Умнее своего брата. Умнее всех Сантамэлей. Он интересовался историей. Связями между родами. Он не зря набивался в гости к моему отцу и приехал на тот мой праздник. Мать к тому времени умерла. Пошла на поводу у отца и решила родить ему еще одного ребенка. Дура! Возраст был неподходящим. Здоровье. А она, видите ли, хотела его порадовать. Умерла родами, и ребенок тоже не выжил. Нечего ему было жить после такого…

Длинные пальцы крутили трость, а взгляд рассеянно блуждал по кабинету. Гостья стремительно теряла шарм и очарование, превращаясь из моложавой фрау в старуху. Почему так? Горе старит? Или не горе, но злость, живущая внутри? Застарелая ненависть? Обиды? Такой будет Маргарита лет через пятнадцать? Озлобленной старухой, так и не простившей обид юности?

— Вы его убили?

— Нет… — она резко качнула головой и усмехнулась. — Зачем? Слабенький был. Недоношенный. Сам умер. Остался мой папаша убитый горем. И младший брат. Он-то герцогский титул и получил. Хотя наследницей была я…

Вот теперь Кристиан удивился. Титулы в Империи наследовались мужчинами, не считая некоторых родов, в которых наследники были уравнены в правах, но он не помнил чего-то подобного о Кенигах.

— Удивлены? — бывшая актриса наслаждалась его замешательством. Ничего, он потерпит, а для дела так даже лучше, пусть чувствует себя уверенно. — У Кенигов всегда наследовали женщины. Мужчин принимали в род. Мужьями, герцогами. Мальчики шли иной дорогой — в военные, ученые, куда угодно. Но герцогиней оставалась носительница крови. Она рожала дочь и передавала ей знания. И элементаля… Родового.

А вот это было не просто интересно, а странно, если не сказать больше. У Сантамэлей имелись родовые элементали. По трое от каждой стихии. Старые и привязанные к роду еще Арминием. Но хозяев они выбирали сами. О том, чтобы передать своего элементаля сыну или дочери речь даже не заходила. Да и как потом использовать собственную силу?

— Я же говорила: ничего вы не поняли. Адольф же заинтересовался именно этой особенностью нашего рода, который идет еще от сестры Арминия Сантамэля. О ней-то вы слышали?

— Слышал.

Проклятое родовое древо приходилось учить наизусть вместе со всеми покойными дядьями, тетками, кузенами и кузинами. Где-то в самом начале, у истока разветвившегося дерева действительно находилось всего несколько имен. Вот только он не помнил, чтобы сестра основателя вышла замуж. В семейном архиве бракосочетание не упоминалось.

— Крайне мало, как и Адольф. Он однако сумел найти, куда она делась. Но, возможно, что-то уничтожил, — теперь ее усмешка была откровенно злорадной. Старая стерва. Пожалуй, записи дяди Кристиан тоже сжигать не станет. Пусть мальчики почитают. Полезно знать, с кем тебя связывают кровные узы.

— Значит, дядюшку заинтересовала ваша кровь и особенности. А соблазнил он вас, чтобы побыстрее добраться до сути?

Злорадство с лица Лауры слетело мгновенно, а в глазах мелькнула злоба.

— Я была красива. И я ему понравилась. Да, его интересовала информация о нашем роде, но я сама была намного важнее.

Конечно, юная наследница, оставшаяся без матери, а соответственно без наставницы, ничего не понимающая в мире, но считающая себя