Имею скафандр - готов путешествовать (2025/AI) - Sergey Smirnov

панелей в стенах, которые я принял за обычную обшивку, так же беззвучно выскользнули Черволицые. Один. Два. Пять. Семь. Их было больше, чем я когда-либо видел разом. Они не атаковали. Они просто стояли, их уродливые, извивающиеся лица-маски были повернуты к нам. Они двигались с ледяной, слаженной эффективностью, как части одного механизма. Это было страшнее любой ярости.

— Прорвемся! — крикнул я, скорее для себя, чем для них.

Я рванул «Оскара» вперед, намереваясь протаранить гермодверь или хотя бы одного из этих гадов. Но я не успел сделать и шага. Низкий, вибрирующий гул ударил по мне, от него заскрежетали зубы и потемнело в глазах. Этот гул был не просто помехой для машин — это было оружие, бьющее напрямую по нервной системе. Все системы «Оскара» разом погасли. Индикаторы на моем шлеме моргнули и умерли. Мой могучий скафандр, моя крепость, моя мечта — превратился в глухой металлический гроб.

Я был заперт внутри, беспомощный, и мог лишь смотреть через триплекс, как двое Черволицых приближаются к Крошке и Материне. Крошка вскрикнула, тонко и испуганно. Материня выставила вперед руку, но против этого поля её силы были бесполезны. Их с Крошкой парализовало в то же мгновение, что и меня, их тела обмякли и замерли под действием поля, что отключило мой скафандр.

Я колотил кулаками по внутренней обшивке «Оскара». Внутри скафандра грохот стоял адский, но я знал, что снаружи, в мертвой тишине их акустического поля, меня никто не услышит. Я их подвел. Я повел их прямо в ловушку. Я не герой. Я просто мальчишка в консервной банке.

Нас вернули в ту же камеру. Это было самым унизительным. Они даже не сочли нас достойными новой, более строгой тюрьмы. С меня сняли обесточенный «Оскар». Четыре Черволицых, двигаясь с той же жуткой синхронностью, подняли мой скафандр и унесли. Я смотрел, как исчезает в дверном проеме мое творение, мой билет на Луну, мой единственный символ компетентности. Это было похоже на ампутацию.

Прошли часы. А может, и дни. Время в этой белой камере без окон текло, как вязкая смола. Крошка сжалась в комок в углу, молчаливая и подавленная. Я сидел, уставившись в стену, и тонул в чувстве вины. Она разъедала меня изнутри, как кислота. Только Материня сохраняла свое неестественное спокойствие, но теперь в её ментальном присутствии отчетливо ощущалась глубокая, тяжелая печаль.

Наконец, дверь открылась. Вошел один Черволицый в сопровождении двух охранников. Из устройства на его груди раздался холодный, синтезированный голос, лишенный всяких интонаций.

— Анализ поведения в условиях контролируемого стресса завершен. Образцы показали нетипичный уровень сопротивления и изобретательности. Субъект «человек-мужчина» проявляет инженерные навыки. Субъект «человек-ребенок» демонстрирует аналитические способности. Субъект «Вегианец» является источником данных о галактической политике. Требуется дальнейшее изучение в условиях повышенной изоляции. Подготовка к транспортировке на объект «Плутон».

Плутон. Слово упало в тишину камеры, как камень в ледяную пропасть. Для меня, мальчишки, выросшего на книгах о Солнечной системе, Плутон был синонимом конца всего. Ледяная, бесконечно далекая могила на окраине мира, откуда нет возврата. Это был смертный приговор.

Нас вели по коридорам к небольшому транспортному кораблю. Внутри нас затолкали в тесную капсулу без иллюминаторов. Дверь зашипела, закрываясь, и мы погрузились в абсолютную темноту. Двигатели корабля включились, и по полу пробежала едва слышная вибрация. Мы были одни.

Тьма давила, стены, казалось, сжимались, в горле встал ком. Чтобы не сойти с ума, я потянулся мыслями к единственному источнику света в этой тьме.

«Материня… Зачем? Зачем мы им так нужны? Почему просто не убили нас после побега?» — мой ментальный голос дрожал.

Прошла минута, прежде чем она ответила. Ее «голос» в моей голове был спокоен и печален, как эпитафия.

«Потому что мы для них не личности, дитя мое. Мы — данные. А вы, люди, — совершенно новый набор данных».

Она сделала паузу, собираясь с мыслями.

«Они не просто завоеватели. Представь себе космическую саранчу. Расу, чей жизненный цикл, чья сама суть — это поглощение или уничтожение всего, что не является ими. Вселенная есть разнообразие, дитя. Но для них разнообразие — это хаос, который нужно упорядочить… или стереть».

В темноте капсулы её слова рисовали картину леденящего душу, рационального ужаса.

«Их протокол неизменен. Они находят новый разумный вид. Похищают несколько особей — “образцов”, как они нас называют. Они изучают вашу физиологию, вашу психологию, ваши технологии. Они ищут слабости. Они ищут способы наиболее эффективного контроля. И на основе этого анализа принимают решение».

Я затаил дыхание.

«Если вид можно эффективно поработить и использовать как ресурс, его порабощают. Если он слишком слаб, чтобы быть полезным, слишком опасен, чтобы оставлять его в живых, или просто… “неэффективен” с их точки зрения, его полностью уничтожают. Стерилизуют планету. Геноцид для них — не акт злобы. Это как прополка сорняков в саду. Рациональная процедура».

Огромность её слов обрушилась на меня, погребая под собой мое личное горе и чувство вины.

«Они изучают вас, дети мои, — заключила Материня, и в её голосе впервые прозвучала нота почти человеческой боли, — не для того, чтобы понять. Они изучают вас, чтобы решить, как эффективнее уничтожить или поработить все человечество. Наш провал… наш побег лишь убедил их в том, что вы можете быть опасны. Он ускорил этот процесс».

Я сидел в непроглядной тьме летящего к Плутону корабля. Моя маленькая, личная борьба за выживание только что закончилась. Она превратилась в нечто невообразимое. Теперь на кону стояли не три жизни, а семь миллиардов.

Рядом со мной в темноте раздался тихий, до ужаса рациональный голос Крошки: — Материня… каковы наши шансы? Шансы Земли… согласно их протоколу?

Глава 7

Иллюминатор был моим единственным окном в умирающий мир. Не наш мир — он исчез давным-давно, превратившись в неразличимую искорку среди миллиардов других. Умирал сам космос. Солнце, которое я знал всю жизнь, источник тепла и света, здесь, на окраине системы, превратилось в свою