Черная Песнь - Энтони Райан

Затем последовала суматоха военной службы и сражений, перемежающаяся с мимолетными проблесками разворачивающейся жизни. Я чувствовал, как Шо Цай расцветает в любви к женщине, суровой и в лице, и в словах, но от этого он любил ее еще больше. Пара ссорящихся детей играла в скромном, но хорошо обустроенном саду. Это видение почти сразу же померкло, превратившись в беспорядочную кутерьму, заросшую сорняками, а дом за его пределами остался неосвещенным и пустым, если не считать трех трупов, унесенных, как я понял, одной из чум, периодически охватывавших Торговые королевства. Потом еще битва, разбойники и разные подонки, убитые его клинком, когда он вел отряд красноруких людей из одного угла Почтенного королевства в другой. Воспоминания стихли, когда память вновь остановилась на осуждающем наставнике, стоящем рядом с другой фигурой, которая расплывалась и смещалась, когда я пытался на ней сосредоточиться. Я почувствовал в этой фигуре проблеск чего-то, скрытый драгоценный камень знания огромной важности. Когда я потянулся к ней, она потемнела и исчезла, а по оболочке, в которую я был облачен, пробежала холодная, неприятная дрожь. На кратчайшую секунду я осознал, что смотрю на мир двумя глазами, разделяя разум со вторым сознанием, которое билось об меня, как узник о прутья клетки.

Ты все еще здесь, - понял я, когда осознание уменьшилось и скрылось в дебрях памяти, прихватив с собой жемчужину знаний. Что ты от меня скрываешь?

Я моргнул, увидев, что яркие, умоляющие глаза женщины все еще смотрят на меня, а острие кинжала воина впивается в ее кожу. "Стой!" крикнул я, останавливая клинок Шталхаста. Они все уставились на меня, когда я подошел ближе и пренебрежительно махнул рукой. "Убирайтесь. У меня есть дело к ней".

Приседающий воин издал полурычание, поднимаясь, его лицо напряглось, а брови потемнели от досады прирожденного убийцы, лишенного жертвы. "Ты мне не указ, ублюдок из Южных земель!" - сказал он, судорожно сжимая пальцами рукоять кинжала.

"Ты был в Трех реках", - сказал я, наклонив голову в знак узнавания. Я увидел, как его ярость слегка ослабела при звуках его собственного языка, произнесенного с такой беглостью, которая должна была быть недоступна языку южноземельца. Однако ярость вернулась в полной мере, когда я улыбнулся и добавил: - Ты бежал от клинка Обвара. Он учуял запах дерьма, вытекающего из твоей подлой задницы".

Женщина-ветеран протянула руку, но было уже поздно: выпад воина был автоматическим и впечатляющим по своей скорости, кинжал расплывался, вонзаясь в мою небронированную грудь. Я намеревался отбить удар и лишить его сознания, но моя оболочка рассудила иначе. Двигаясь по собственной воле, мои руки вцепились в его запястье, скрутили и сломали его, как ветку, а затем перевели оружие в вертикальное положение и вонзили его вверх. Кинжал пронзил воина под подбородком, длинное треугольное лезвие проникло до самого мозга. В бою действие должно уступать хорошо отточенному инстинкту, подумал я, удовлетворенно хрюкнув. Может, этот корпус и не отличается могучим телосложением, но он определенно пригодится.

Я вырвал кинжал, позволив трупу упасть, и повернулся лицом к остальным Шталхастам, которые отступили на шаг, сгорбившись с полувытянутыми саблями.

"Ты сразишься со мной, - сказал я, направив окровавленный клинок на покрытое шрамами лицо женщины Штальхаста, - а ты сразишься с Темным клинком. Ты этого хочешь?"

Она оскалилась в ответ, но здравый смысл вскоре взял верх над яростью, и она отвела взгляд. "Она все равно должна умереть", - пробормотала она, жестом показывая остальным, чтобы те собрали тело их неразумного товарища. "Он так решил".

Я подождал, пока стихнут их шаги, и присел рядом с высокой женщиной. Ее яркий, умоляющий взгляд потемнел от настороженности, и она отпрянула от меня. "Брат?" - спросила она, и ее покрытые пылью брови скривились, когда она вгляделась в мое лицо.

Ее имя пришло ко мне, вырвавшись из путаницы воспоминаний. И тут же я почувствовал слабую трель гнева в глубине своего сознания, где еще оставалась душа этой украденной оболочки. "Матушка Вена, - сказал я, протягивая руку. "Позвольте мне помочь вам."

Ее взгляд скользнул по моей руке, затем вернулся к моему лицу, и подозрение превратилось в уверенность. "Я знаю Шо Цая уже два десятка лет", - сказала она низким, гневным шепотом. " Ты носишь его лицо, у тебя есть его голос, но у тебя нет его души. Я знаю своего брата".

На моих губах заиграла грустная улыбка, когда я опустил руку. "Нет, у меня нет его души. Но у меня есть его воспоминания". Она отступила назад, когда я подошел ближе, поражая меня своей непокорностью, несмотря на страх, который заставлял ее дрожать. "Храм Копья", - сказал я. "Мой старый... учитель. Однажды он дал мне кое-что. Что это было?"

Она вздохнула и закрыла глаза, губы шевельнулись в шепоте, когда она возобновила свою молитвенную литанию. Теперь слова были другими, но произносились с еще большей уверенностью. "Истинный слуга Небес не знает страха. Истинный слуга Небес не знает боли..."

Поперечный удар по ступням, подумал я, хватаясь за ее лодыжку. Всегда хорошее начало.

Ее литания продолжалась, даже когда я прижимал острие клинка к обнаженной плоти ее ступни, слова продолжали литься, не издавая ни малейшего всхлипа. Я еще некоторое время держал кинжал на месте, озадаченный тем, что мои руки отказывались делать надрез. Это ты? спросил я у Шо Цая, гадая, не заразил ли он меня своими южноземельскими угрызениями совести. Милосердие - это слабость, напомнил я себе. Сострадание - трусость. Мудрость - это ложь. Учения жрецов - для меня они всегда были верны сердцу Шталхаста, несмотря на запреты Темного клинка произносить их вслух. Но сейчас они казались мне пустыми, неспособными заставить мои руки двигаться. У меня просто не было желания причинять этой женщине боль. Смерть приносит перемены даже могущественному Обвару.

"Просто скажи мне, - сказал я, ослабляя хватку. "Пожалуйста".

Ее песнопения прекратились, и она открыла глаза. Страх уже начал овладевать ею, слезы текли из ее глаз, прочерчивая ручейки на щеках, тело содрогалось от ужаса, но она все равно качала головой. Возможно, это были слезы, которые нашли отголосок этой женщины в сознании Шо Цая и вызвали достаточно эмоций, чтобы привести меня к нужному воспоминанию.

" Ты была там", - поняла я, когда образы обрели четкость. Матушка Вэн стояла рядом, широко улыбаясь, и смотрела на юношу, сидящего рядом с наставником, - юношу, которого эта оболочка знала и любила все последующие годы.

Направляйте его, учите его, - сказала наставница. А