Томмелиса - Дмитрий Сарвин

Мажордом поставленным голосом представил входящих:

– Авиатор Александр Жуков с мисс Томмелисой, она же Фюнская дева!

В зале сразу стало так тихо, что было слышно, как от дуновения ветерка позвякивают хрустальные подвески в огромной люстре, свисающей с прозрачного купола.

А затем вся почтенная публика разразилась овациями и криками «Браво!».

Томмелиса от неожиданности попятилась назад. Авиатор, щёлкнув каблуками, ухватил сбегающую девушку и, склонив голову в поклоне, шепнул ей:

– Кланяйся!

Томмелиса присела в глубоком реверансе.

Их тут же окружили офицеры, похожие в своих парадно-выходных кителях на кузнечиков, и дамы в разноцветных платьях, с туго обтянутыми жирными бочка́ми, напоминающие гусениц.

Несколько таких дам сразу захватили внимание Жукова, увлекая его в сторону.

– Александр, девочка была ниспослана вам с неба?

– Александр, я сгораю, от нетерпения, расскажите, как всё произошло!

– Алексан-н-др! Ответьте мне, вы летаете так высоко, вы видели Бога?

А какой-то усатый хлыщ, взяв Томмелису под руку, прошептал:

– Вы танцуете мазурку? ОН будет с вами танцевать, так что будьте готовы…

В это время засвистел микрофон, и все взоры обратились на сцену.

Чёрный фрак, белоснежная манишка, длинная чёлка и пижонские усики. Томмелисе в какой-то момент показалось, что на сцене стоит Адик. Ведущий поцокал в микрофон и объявил:

– Дамы и господа! Почтеннейшая публика, поздравляю вас со взятием неприятельской крепости Форт-Браун и удивительной воздушной победой, совершённой сегодня юной леди по имени Томмелиса или, как её теперь называют, Фюнской девой!

Зал наполнил гром оваций, сквозь которые пробился голос конферансье:

– В честь этих побед, для вас поёт обворожительная, чарующая, несравненная Енни Линд! Встречайте!!!

Звуки музыки заставили затихнуть ликующий бомонд. Енни Линд вышла на сцену в переливающемся платье с завораживающим взоры декольте, на которое было небрежно наброшено белое боа.

Под топот армий, гром орудий,

Под «ньюпоров» гудящий лёт

Все то, о чём мы, как о чуде,

Мечтали, может быть, придёт.

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

Так слишком долго мы коснели

И длили Валтасаров пир!

Пусть, пусть из огненной купели

Преображённым выйдет мир!

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

И пусть падёт в провал кровавый

Строенье шаткое веков, —

В неверном озаренье славы

Грядущий мир да будет нов!

Огонь сраженья,

Огонь отмщенья,

Кровавый след

Блистательных побед!

Пусть рушатся былые своды,

Пусть с гулом падают столбы;

Началом мира и свободы

Да будет страшный год борьбы!

Тишина, а затем гром аплодисментов.

Енни Линд, галантно поклонившись публике, изящно упорхнула, оставив после себя белое пёрышко, выпавшее из боа. Оно, кружась в беззвучном вальсе, опустилось на лакированный ботинок ведущего.

– Я приглашаю на сцену победительницу воздушного боя, несравненную Фьюнскую деву по имени Томмелиса! – прокричал конферансье, манерно откидывая со своего бледного лица чёлку.

Возле Томмелисы опять возник неприятный усатый тип. Потной рукой он взял её под локоть и, подобострастно улыбаясь, повёл к сцене. Поднимаясь по приставной лесенке, хлыщ наклонился к Томмелисе и, щекоча усами, жарко прошептал:

– ОН здесь! После вашего выступления ОН выйдет на сцену, скажет речь и вручит вам награду, а когда конферансье объявит мазурку…

Усатый замолчал, так как они подошли к микрофону. Ослепительный свет рампы и ждущая публика заставили Томмелису в нерешительности замереть перед микрофоном. Аплодисменты стихли. В наступившей тишине стало явственно слышно, как несколько дам шёпотом обсуждают Томмелису:

– Что не говори, а могли бы найти девочку с более ангельской внешностью.

– Баронесса, я с вами абсолютно согласна. Могли бы взять блондиночку, а это худая брюнетка с царапиной на всю физиономию меня раздражает.

– Она ещё и туповата – разве можно столько молчать? Наверняка же ей дали текст…

К обсуждению подключилось ещё несколько дам. Змеиный шёпот пополз по залу, становясь всё громче и громче.

Томмелиса сделала решительный шаг к микрофону. Гул затих.

– Так получилось, что волею случая я оказалась на этой сцене. И так вышло, что я не вписываюсь в окружающее великолепие. Я не буду докучать вам своим видом, я лишь хочу попросить вашей помощи…

В этот момент Дом офицеров потряс мощный взрыв. Кариатиды с трудом удержали стеклянный купол, который, качнувшись, лопнул, осыпавшись тысячью режущих осколков. Взрыв сорвал с потолка огромную люстру, и та, переливаясь стразами, устремились вниз. Стеклянный дождь и трёхтонная люстра рухнули на головы орущего бомонда.

К невероятной удаче Томмелисы, сцена, на которой она стояла, располагалась на периферии овального зала, поэтому гигантская люстра с градом осколков не причинили ей никакого вреда.

– Бежим! – заорал кто-то, хватая Томмелису за руку.

Соскочив со сцены, девушка, влекомая кем-то, устремилась к открытой двери и сразу оказалась в коридоре, наполненном дымом, паникой и людьми. А затем ещё один оглушительный взрыв отбросил её в темноту беспамятства.

Глава 6

Две с половиной недели Томмелиса провалялась в госпитале с контузией. За это время город захватил неприятель. Палаты стали переполняться тяжелоранеными, поступающими с фронта. Томмелису в срочном порядке выписали, выдав ей справку о контузии. Её одежду найти не удалось, поэтому девушке дали чью-то гимнастёрку, маломерные штаны и ботинки, которые были на размер больше.

Уцелел ли авиатор Жуков и что стало со Шметтелем, она не знала. Попытки выяснить это или отыскать хоть какие-то мало-мальски нужные сведения, способные на всё пролить свет, ни к чему не привели. Домой Томмелиса попасть не могла, ведь она оказалась в тылу врага. А справка, выданная в госпитале, была её единственным документом, по которому вряд ли пропустят через линию фронта. Томмелисе пришлось остаться в оккупированном городе, надеясь на лучшее.

Безжалостный артобстрел и авианалёты превратили стройные улицы и уютные парки в руины и пепелища. Чудом уцелевшие здания сразу были заняты оккупантами под их нужды. Мирные жители и бывшие хозяева домов ютились в подвалах и в жалких лачугах, со страхом ожидая прихода зимы.

Томмелиса не знала, что ей делать и как жить дальше. Денег не хватало, она с трудом наскребала на пропитание, соглашаясь даже на самую грязную и низкооплачиваемую работу. Ночевать ей приходилось на «двухпенсовых подвесах».

Вместо кроватей в таких ночлежках были натянуты верёвки. Заплативших два пенса усаживали на длинную лавку, натянув перед ними канат, который удерживал спящих. Это было лучше, чем спать на улице, на холодном каменном полу. В пять утра человек, которого насмешливо называли камердинером, снимал канат и выпроваживал всех из подвала на улицу, где в тусклом утреннем свете стелился жидкий туман.

– Ты, милочка, пока молода и хороша собой, нашла бы