Бои местного значения - Дмитрий Аркадьевич Зурков

Что касается третьего известного мне персонажа — Карл Фридрих фон Сименс во время визита к Павлову впал в состояние перманентного офигивания после того, как ему показали работу достаточно миниатюрной пары «передатчик — приёмник» на полупроводниках. И хотя академик честно предупредил, что разброс по параметрам диодов и транзисторов огромный и нужно всё подбирать вручную, видок у немца был не только слегка ошарашено-придурковатый, но и очень задумчивый.

И ведь это ему ещё не всё показали! Во время одного приезда «на побывку» из Академии я заметил средь почти уже родных осин и берёз Института чужеродные чёрные пятна, в приближении оказавшиеся ни много ни мало господами офицерами Российского Императорского флота в чинах от лейтенанта до каперанга, неизвестно какими муссонами и пассатами сюда занесёнными. В ответ на мой вопрос — что тут забыли представители ластоногих и водоплавающих, академик хитро улыбнулся и повёл на блиц-экскурсию в тот самый засекреченный лабораторный блок. И вот там, возле небольшого, метров десять на пять бассейнчика я натурально охренел! Они утопили в воде механического Чебурашку! Два горизонтально расположенных полуметровых «колокольчика» со срезами, затянутыми чем-то тёмным, и металлический шар между ними напоминали именно этого мультяшного героя. Всё это великолепие крепилось шарнирами к металлическому каркасу, туда же уходили реечные тяги и провода от колоколов. Вдоволь насладившись моим ошарашенным выражением лица, Иван Петрович посоветовал вернуть на место упавшую нижнюю челюсть и пояснил, что сие творение обкурившегося очень забористой травкой скульптора-абстракциониста есть не что иное, как прообраз акустической самонаводящейся торпеды, которую в другой истории и другой стране называли «цаункёниг». И даже дал побаловаться со звуковым имитатором, болтавшимся вправо-влево на специальной рельсе. И, что самое интересное, включённый «Чебуратор» достаточно резво отслеживал своими ушками пищалку, которую я гонял от одного бортика к другому, вполуха слушая пояснения Павлова о том, что это — только лабораторный стенд, а те самые мореманы как раз и работают над тем, чтобы превратить это ушастое недоразумение в первый в мире образец оружия «выстрелил и забыл». И над тем, как сделать это на новой элементной базе, но попроще «прародительницы», в которую сумрачные гении третьего Рейха умудрились впихнуть одиннадцать ламп, двадцать шесть релюшек, тысяча семьсот шестьдесят контактов и тридцать километров проводов…

Глава 5.

А тем временем жизнь на Руси-матушке потихоньку забурлила вовсю. И не только в области науки и техники в одном отдельно взятом Институте. Правда, там, снаружи бурление было немного другого порядка. Во-первых, Регент продавил через Министерство юстиции юридическую правомерность применения чудо-прибора академика Павлова с непонятным простому люду названием «полиграф». И признание показаний, полученных с его помощью, в качестве полноценной улики. Не совсем, конечно, по Вышинскому, но где-то рядом. После чего Ивану Петровичу пришлось искать место для цеха по производству сих девайсов и пару аудиторий для обучения специалистов работе с ними.

Во-вторых, с подачи ВэКаэМа Государственный Совет очень быстро разработал и подал на утверждение законопроект «О труде», в котором жёстко прописывались условия работы на заводах и фабриках независимо от формы собственности. Высочайшая резолюция «Быть по сему» последовала мгновенно, и законопроект стал Законом. Поначалу, после публикации в газетах господа промышленники весело ржали, читая про минимальную зарплату, восьмичасовой рабочий день, непременное наличие рабочих общежитий (нормы квадратных метров на человека и перечень обязательных удобств прилагался), вечерней школы и больнички. Потом, прочитав про наказания, очень малая часть этих господ задумалась, а остальные, наивно полагая, что и до сих пор суровость законов компенсируется необязательностью их исполнения, ухохатывались пуще прежнего. Угу-м, до тех пор, пока первый хохотунчик не попал под молотки. Завод у него был не то, чтобы очень большой, но на суровости возмездия это никак не сказалось. Приехавшая комиссия оказалась почему-то очень честной и абсолютно не понимающей намёков о возможности решить дело к обоюдному удовольствию. Причём, самым удивительным было присутствие в качестве контролёров не только какого-то бывшего госдумовца от кадетов, но и российского лидера социал-демократов Иосифа Виссарионовича Джугашвили. С последним за эти годы я несколько раз встречался тет-а-тет и, вроде бы убедил заняться не сотрясанием воздуха во всяких газетах типа «Звезды» и «Правды», а поучаствовать в реальных мероприятиях по улучшению жизни столь любимого им пролетариата.

А когда очень вовремя к потехе подключились молодые и полные служебного рвения поручики и штаб-ротмистры из Отдельного Корпуса Госбезопасности, чьей первоочередной задачей являлось расследование «военных» махинаций Земгора и Военно-промышленных комитетов на местах, юмористу пришлось совсем грустно. В итоге получилось «всем сёстрам по серьгам». Казне — завод (по сумме штрафов), владельцу — шесть лет исправительных работ по новому дополнению к закону «Об усилении наказаний за мздоимство и лихоимство» от шестнадцатого года, охреневшим от таких шуток Власти рабочим — госуправляющий, а коллегам незадачливого юмориста вполне внятный намёк. Хотя для многих из них точка невозврата давно уже была пройдена, и неотвратимо карающий сапог правосудия незаметно приближался к ничего не подозревающим фабрикантским филеям.

А потом начались бунты. Испокон веков на Руси-матушке народ возмущался подобным образом по разным поводам и без оных. Но на сей раз действующими лицами оказались не лапотные любители русского бунта, бессмысленного и беспощадного, с топорами и вилами в заскорузлых и мозолистых руках, а наоборот их благородно-возвышенные притеснители и угнетатели дворянского и купеческого происхождения.

Решался очень жизненно важный для Империи земельный вопрос. И решался вполне себе красиво. Помимо передачи части казённых, удельных и кабинетских земель в пользование фронтовикам, вдруг и внезапно были конфискованы в казну все заложенные в куче земельных банков «дворянские гнёздышки», хозяева которых просрочили платежи. Естественно, с владельцами и акционерами этих ипотечных заведений была проведена определённая работа, так сказать небольшой ликбез по арифметике, после чего они почти единодушно согласились, что часть от целого всегда больше, чем вообще ничего. И тут же новоприобретённые казённые земли были переданы тем, кто там жил и работал. То есть крестьяне, горбатившиеся на помещичьей земле, стали заниматься там же и тем же самым, но уже на своей. И, как показало время, с гораздо большим энтузазизьмом. Потому что для селянина «своё» и «святое» суть синонимы.

Само собой, в каждом конкретном случае подход был индивидуальный. Тех помещиков, которые сами пытались организовать нормальную работу на своей земле, не трогали, иногда даже наоборот, помогали разбираться со всякими управляющими-гешефтмахерами, присосавшимися к выгодной кормушке, или способствовали в получении «для испытаний» в данном регионе новых видов сельскохозяйственной техники по льготным ценам. Крестьянам же предлагался выбор — стать профессиональным арендатором здесь, или получить свой кусок земли