Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

– Я не понимаю, – выдохнула она. – Я ничего не понимаю.

Лале протянул к ней руку, и тяжесть на груди уменьшилась. Ольжана осознала, что может сдвинуться дальше, чем на шаг, – но только вперёд, к Лале и хижине.

– Я вам всё объясню.

Ольжана не хотела никуда с ним идти, но сопротивляться сил не было. На кособоком столе в хижине уже лежали их вещи, и запах стал напоминать тот, что был в кибитке, – травяной и немного пыльный, и от этого Ольжане захотелось зарыдать. Как же может пахнуть так знакомо, если всё перевернулось с ног на голову?

– Ты чародей, – сказала Ольжана глухо и опустилась на лавку у стены.

Лале остановился у стола.

– Да.

Он развернулся и махнул рукой. Дверь захлопнулась.

У Ольжаны холод пробежал по позвоночнику.

– Длани, Ольжана… – Лале сел на лавку напротив. Нахмурился. – Вы не должны меня бояться. Я же вас и пальцем не трону.

Ольжана не жалела головорезов, но чернота на плоти и иссохшая рука… Страшное зрелище.

– Я не знаю, – выдавила она, – тронешь ты меня или нет. Что я вообще о тебе знаю?

Этот ли Лале – тихий вежливый башильер, которого она любила? Сейчас он сидел перед ней, чуть вытянув больную ногу, и с досадой теребил ворот льняной рубахи.

– Ты же носил чёрное железо… – Ольжана тут же поняла, какую глупость ляпнула.

Дахмарзу. Лале ведь сам ей всё рассказал.

– Дура. – Ольжана спрятала лицо в ладонях. В голове завихрились воспоминания об их путешествии – как Лале читал ей колдовские книги, как размышлял о чародействе, как… – и Ольжана изумилась, скольким же вещам она не придавала значения. – Это ведь было очевидно, правда? – Вскинула голову. – Всё это время…

Она запнулась.

Лале внимательно на неё смотрел.

– Перво-наперво, – сказал он тихо, – я должен извиниться. За множество вещей, но из последнего… Я бы не стал пререкаться с вами и увозить вас от людных мест, если бы не был уверен, что смогу справиться с нашими преследователями.

Мысли путались, и внезапно на язык попала одна – особо бестолковая.

– Значит, ты мог убить и тех ублюдков с большака? – Ольжана положила руку себе на грудь, хотя и не знала, зачем. Дышать легче не стало. – Которые тебе нос сломали?

Лале дёрнул плечом.

– Мог.

У Ольжаны затряслись губы. Тех душегубов она тоже не жалела, но ведь дело было совсем не в них.

– В кого ты превращаешься? – спросила она требовательно. – И нет, нет… Ты опять солжёшь. – Выпрямила спину. – Обратись. Обратись сейчас же, или разговаривать нам больше не о чем. Можешь и меня во дворе закопать, мне всё равно.

Лале наверняка нашёл бы, как на неё надавить: он был собран, а Ольжана – ошарашена и потеряна. Много ли надо, чтобы напугать её и уйти от ответа? Однако в этот раз Лале не спорил. Он развернулся, покопался в сумке. Достал один из ножей, которым они готовили еду, и встал. (Ольжана понимала, что, если бы он захотел что-то с ней сделать, нож бы ему не понадобился – но всё равно вздрогнула.)

Лале закатал рукава и воткнул нож в лавку. Ссутулился, глянул на Ольжану мельком, и та подумала с сожалением: как же она любила и его руки, и спину, и глаза – чёрные, глубокие, печальные… Что же ей любить сейчас?

Она не знала, когда именно всё поняла и какую оборотничью форму ждала увидеть. Может, всё было ясно с самого начала, только дошло не сразу. Накатывало волнами, как любое большое горе.

Из-за лавки на неё смотрел серый волк.

– Такого не может быть. – Слёзы не шли, хотя в горле першило. – Ты родился в господарствах. В одних землях не может быть чародеев, превращающихся в одинаковых животных. По какому-то глупому колдовскому закону. Я не знаю.

Волк накренился вбок, несильно ударился об пол.

Лале прочистил горло. Снова сел на лавку и повернулся к Ольжане изуродованной щекой.

– Это от медвежьих когтей, госпожа Ольжана.

Он ужасно давно не называл её «госпожой» – раньше Ольжане казалось, это значило, что она стала ему достаточно близка. Сейчас мысль об этом казалась далёкой и глупой, а в голове перекатывались мысли поважнее.

Волк. Шрамы от медвежьих когтей. Колдовство Дикого двора.

«Он не давал мне отправить послание в Тержвице, потому что не хотел вмешательства Драга Ложи».

Ольжана скрючилась, как от боли. Она по-прежнему не плакала, но, обняв себя руками, издала странный звук, похожий на грудной вой.

– Это ты создал чудовище, да?

Лале медленно кивнул.

Ольжана зажала себе рот руками, чтобы не взвыть снова.

– Дело не в вас, – заговорил Лале быстро. – Конечно, не в вас, и никогда не было… Всё – чтобы низвергнуть Йовара. – Покачал головой. – Посмотрите, что он со мной сделал.

Ольжану затрясло.

– Посмотри, что ты со мной сделал!

Она жадно хватанула воздух, как рыба. Захотела закричать – посмотри, посмотри!.. У неё остриженная коса и десяток новых шрамов. Её ногти обломаны, а кожа вокруг них исковыряна до мяса. Она уже несколько месяцев не спала спокойно. Для матёрых учеников Драга Ложи она – посмешище, а для их наставников – нелепая девка, чья жизнь дорога лишь потому, что без Ольжаны будет труднее загонять чудовище в ловушку и на суд.

Лале приподнялся.

– Ольжана…

– Не смей! – рявкнула она. – Не смей ко мне подходить! Останови всё это сейчас же. – Затрясла головой. – Пусть оно исчезнет. Пусть всё станет как раньше.

Хотя понимала: ничего не станет. Жертвы чудовища не оживут. К ней самой не будут относиться уважительнее.

– Нет, Ольжана, – ответил Лале безрадостно. – Я не могу это остановить. Даже ради вас.

– Не можешь, – уточнила Ольжана резко, – или не хочешь?

Лале тоскливо посмотрел в сторону.

– Ах ты… – «Ах ты сука». Ольжана хотела сказать именно это, но зачем-то сдержалась.

– Для вас всё самое страшное уже позади. – Лале развёл руками. – Раз мне теперь не нужно скрываться, я и близко к вам чудовище не подпущу. Я могу управлять им, только… если кратко…

– Когда ты не дахмарзу.

– Да. – Его взгляд был отрешённым. – Да, когда я не дахмарзу.

Он рассказал ей, как над ним расправился Йовар и как потом его подобрала Нимхе – мол, назвал бы себя «полумёртвым», но мёртв был явно больше, чем наполовину. Потом рассказал про встречу с башильером, предложившим ему вступить в орден, и про то, как бежал в Хал-Азар от Драга Ложи… В общем, всё, что наконец-то сделало его историю полноценной. Не такой, какой хватило для неё, деревенской дурёхи, – Ольжана кляла себя на чём свет