Стажер Зеркального сыска - Юлия Борисовна Гладкая

Раздосадованный невезением, Митя медленно брел по городу. Возвращаться с пустыми руками в департамент не хотелось, он предчувствовал, как шеф встретит его с ухмылкой, мол, много ли твой прогресс показал? Вспомнив же очередь в коридоре, Митя и вовсе сник: решать бытовые вопросы ему не хотелось. Он тяжко вздохнул, пожалев, что так вышло с ведьмой Агриппиной, но тут уж она сама виновата. Зачем на людей бросалась? По правде говоря, этого Митя так и не понял.

– Экий вы сегодня непристукный! – Звонкий девичий голос выдернул стажера из омута мыслей. – Нет, право слово, я вас еще издали приметила, зову, зову, а вы все не слышите. – Варенька светло улыбнулась. – Я уж ненароком подумала, что знаться не хотите. – Она хитро посмотрела на Митю и тут же отвела взгляд.

– Да что вы, – стушевался Зеркальщик, – это ж я просто задумался. Увлекся измышлениями. Простите меня, право слово. – Митя расшаркался пред барышней и только тут заприметил корзину, которую Варя удерживала с явным трудом. – А ну давайте-ка вашу ношу. – Он ухватился за плетеную ручку, и Варя хоть и не сразу, как подобает воспитанной девушке, но позволила помочь ей.

– С базара иду, – точно прочтя его мысли, ответила Варенька, – молока взяла в крынке, да маслица, а еще ломоть свежего свиного сала. Папенька из того сала свечи лечебные мастерит, да и до соленого охоч. – Варя ловко ухватила Митю под руку, и тот, увлекаемый ею, послушно пошел вперед.

Что-то колыхнулось в корзине, и Митя неожиданно для себя услыхал громкое кваканье, доносившееся из-под тряпицы, что укрывала покупки.

– Что ж это у вас там, – обомлел он, – неужто лягушка живая?

– Так то бабка Пелагея постаралась, я у нее часто бываю, – доверилась Варенька, – она завсегда в крынку с молоком лягушку садит, говорит, так молоко дольше не киснет. Вы разве этого не знаете?

– Я как-то без жаб привык, – промямлил Митя, стараясь не выглядеть брюзгой, однако ж от одной мысли об амфибии в еде его замутило, и про себя он решил у Пелагеи молоко не брать. – Солнечно сегодня, – брякнул Митя, желая хоть как-то поддержать разговор. Варю он не видел с той страшной ночи и все боялся, что она уже знает о его причастности к магии. Разве захочет она вот так под ручку гулять с Зеркальным магом? Поклонится да сбежит, то-то больно будет! Ведь ему нравилась компания Вареньки, точно у него вновь появлялась семья. Пусть и на краткий срок.

– Бабье лето пришло, – поддержала его собеседница, – вот сейчас самое время гулять, и чтоб листики так под каблучками похрустывали. Сладко на душе становится и зябко одновременно. – Она повела плечами под клетчатой накидкой.

– Отчего ж зябко? – переполошился Митя, раздумывая, как бы предложить барышне свой сюртук.

– От грядущей зимы, конечно. – Варя рассмеялась, заметив непонимание в глазах Мити. – Ну что ж вы, дорогой мой, разве не чуете, вот вроде и потеплело, а уж дни вешние сгинули, и впереди только мрак да холод.

– Мрак да холод, – как зачарованный повторил Митя.

– А для кого-то и теперь день не в радость, – Варя вмиг посмурнела, – слыхали? Утром Семен-выдумщик помер. Так Любаша, невеста его, у нас горничной служит. Вот как ей такое сообщить? Или уже знает, или мне весть черную нести. – Варенька задумалась.

– Говорят, Зеркальщики расследуют, – робко начал Митя, боясь, что сейчас-то она и поймет, что он один из них.

– Всегда ли они истину узнают, тоже ведь не боги. – Варя улыбнулась, и маг кивнул, дивясь тому, как схожи их мысли о всемогуществе Ордена. Но кроме приятного чувства единения в этом вопросе, был и другой повод для радости. Не знает Варенька пока о его причастности к Зеркальному департаменту, ну и славно.

Аптекарский дом показался уж как-то слишком быстро. Стажер даже пожалел, что их городок столь мал. Вроде только встретились, а уж расставаться пора.

– А идемте, Митенька, к нам на чай? – неожиданно предложила Варя, и тот не смог отказаться, к тому ж время близилось к обеду, а в департамент возвращаться не хотелось.

В гостиной, куда проводила его Варя, царил уют. Пестрые занавески на окнах пропускали солнечный свет, превращая его в тонкую кисею. Книги стояли на полках, маня корешками. На высокой этажерке разные склянки и колбочки соседствовали с чашками, украшенными орнаментом из роз, и пузатым чайником им под стать.

– Папеньке вечно места не хватает, – пояснила Варенька, заметив заинтересованный взгляд Мити. – Тут у него в склянках разное хранится, даже пилюли для сна. Черные такие, точно уголь. Вы знаете, если сразу с десяток таких съесть, то уже не пробудишься.

– Наслышан, – важно кивнул Митя, продолжая исследовать комнату. Пианино, прикрытое вязаной салфеткой, занавешенное зеркальное полотно, высокая напольная ваза с сухоцветами и аромат, чуть сладковатый и дурманящий.

– Устраивайтесь поудобнее, – Варя улыбнулась, – а я мигом. Только унесу корзину и велю подать чай.

Однако, видимо, звезды нынче сошлись так, что все было против молодого мага.

Едва Варя шагнула к выходу, как дверь распахнулась, и оттуда, покачиваясь, точно пьяная, вышла девушка. Рыжеватые косы растрепались, в глазах стояли слезы.

– Мне идти надо, – прошелестела она, потрясая кулачком перед собой, – идти надо к Семушке. Он меня ждет, наверное. Он теперича совсем один. Где он? – Она закрутила головой. – В больнице, в холодной? Лежит там совсем одинешенек. – Девушка всхлипнула, захлебываясь слезами.

– Люба, прекрати. – Варя, отставив корзину, кинулась к горничной и, обняв ее за плечи, зашептала жарко и горячо: – Все наладится. Горе, конечно, великое, ну что ж теперь, рядом с Семкой лечь? Идем-ка лучше в комнату, присядешь, а я папеньку позову, папенька знает, как горе такое унять.

– Унять? – Люба словно очнулась и люто глянула на утешительницу. – Унять? – повторила она. – Конечно, тебе-то что! Ты, поди, и рада, что Семушка умер, раз на тебя, красавицу, глядеть не стал, так и пусть никому не достанется, так, да?!

– Ты что такое городишь? – Варенька отпрянула от девушки, прижимая ладони к горящим не то от стыда, не то от гнева щекам. – И мне его жаль, но теперь-то ничего не поделать, судьба у него такая.

– Его судьба со мной жить, детишек растить, – воскликнула страдалица, заламывая руки, – а ты, ты, гадина, завидовала, вот и извела его, поди!

Варя открыла было рот, но тут же захлопнула и, бросив на Митю, ставшего невольным свидетелем этой сцены, взгляд, полный отчаянья, бросилась прочь.

Люба же, враз потухнув, прижалась к холодной каменой стене и медленно сползла на пол, начиная подвывать, как побитый зверек:

– Лягу подле милого, лягу подле мертвого. Станет