Тринадцатая Колония - Эдуард Сероусов

– Доктор Хан, то, что я собираюсь показать вам дальше, выходит за рамки того, что было официально санкционировано для демонстрации земной делегации. Но после инцидента в исследовательском центре Хабитата Роща ситуация изменилась. Консилиум считает, что некоторым членам вашей команды можно доверять больше, чем другим.

Амина сразу поняла, что он имеет в виду попытку Рейеса похитить артефакт из лаборатории – новость, которая быстро распространилась по всей колонии и вызвала кризис в отношениях между делегацией «Персефоны» и руководством Авалона.

– Я ничего не знала о его планах, – твёрдо сказала она. – Как и капитан Васкес, и большинство команды. Действия Рейеса не отражают наши общие намерения.

– Мы знаем, – кивнул Прайс. – «Паутина» способна различать индивидуальные намерения. Именно поэтому я получил разрешение показать вам нашу главную биомедицинскую лабораторию и объяснить истинную природу симбиотических отношений, которые сделали возможным существование нашей колонии.

Он жестом пригласил её следовать за ним к задней части лаборатории, где ранее незамеченная дверь плавно растворилась при их приближении.

За дверью обнаружилось просторное помещение, наполненное мягким голубоватым светом. В центре располагался огромный прозрачный резервуар, заполненный серебристой жидкостью, в которой плавали странные органические структуры – нечто среднее между растениями, кораллами и странными, неземными формами жизни.

– Это Первичный симбионт, – торжественно произнёс Прайс. – Исходная матрица, из которой были созданы все микробиомы колонистов. Фактически, это один организм, несмотря на кажущуюся фрагментированность. Все части связаны квантовой запутанностью на субатомном уровне.

Амина замерла, потрясённая масштабом и импликациями увиденного. Существо в резервуаре казалось одновременно растительным и животным, и в то же время – ни тем, ни другим. Оно пульсировало в странном, гипнотическом ритме, и Амине показалось, что она ощущает его присутствие на каком-то глубоком, подсознательном уровне.

– Оно разумно? – тихо спросила она.

– Не в человеческом понимании, – ответил Прайс. – Но оно обладает формой коллективного сознания, основанного на квантовых процессах. Оно воспринимает, реагирует, адаптируется. И, что наиболее важно, оно взаимодействует с нами на фундаментальном биологическом уровне.

Он подошёл ближе к резервуару и легко коснулся его прозрачной стенки. Структуры внутри словно отреагировали на его прикосновение, смещаясь в направлении его руки.

– Каждый колонист Авалона носит в себе фрагмент этого существа, – продолжил Прайс. – Микроскопические симбионты в нашей крови, тканях, нервной системе – все они квантово связаны с этим Первичным симбионтом. Это создаёт невидимую сеть, объединяющую всех жителей колонии на биологическом уровне.

– Своего рода… коллективный организм? – предположила Амина, пытаясь осмыслить масштаб этого феномена.

– Скорее, экосистема в экосистеме, – уточнил Прайс. – Мы сохраняем свою индивидуальность и автономию, но одновременно являемся частью большего целого. Наши симбионты обмениваются информацией, адаптируются к новым угрозам, оптимизируют наш метаболизм в соответствии с изменяющимися условиями.

Он отошёл от резервуара и указал на серию меньших контейнеров, расположенных вдоль стен лаборатории. Каждый содержал образцы различных тканей и организмов, погружённых в подобную серебристую жидкость.

– Здесь мы изучаем взаимодействие Первичного симбионта с различными формами жизни Авалона, как местными, так и привнесёнными с Земли. Результаты этих исследований позволяют нам развивать биотехнологии, немыслимые для земной науки.

Амина подошла к одному из контейнеров, где человеческая ткань соседствовала с явно инопланетной структурой, а между ними формировалось нечто третье – гибрид, интегрирующий свойства обоих образцов.

– Это похоже на процесс терраформирования на клеточном уровне, – заметила она. – Но не планеты под нужды людей, а людей – под условия планеты.

– Именно так, – кивнул Прайс. – Традиционный подход человечества к колонизации всегда заключался в изменении окружающей среды. Архитекторы предложили альтернативу: адаптацию колонистов к среде через симбиотические отношения с местной экосистемой. Это не только эффективнее, но и этичнее с точки зрения сохранения местной биосферы.

Он указал на серию диаграмм на стене, показывающих процесс интеграции симбионтов с человеческой физиологией.

– Первые колонисты Авалона испытывали значительные трудности с адаптацией. Радиация Проксимы, отличный от земного спектр света, чуждая биохимия местных организмов – всё это создавало серьёзные проблемы. Решение пришло через изучение артефактов Архитекторов и, в частности, через открытие Первичного симбионта.

– Вы говорите так, словно колонисты сами обнаружили эту технологию, – заметила Амина. – Но, согласно тому, что рассказала нам Элеонора Чен, первые колонисты были перемещены сюда самими Архитекторами, уже адаптированными к местным условиям.

Прайс помолчал, явно решая, сколько информации раскрывать.

– История колонии сложнее, чем официальная версия, представленная вашей делегации, – наконец сказал он. – Да, Архитекторы действительно переместили людей с Земли на Авалон. Но первоначальная адаптация не была полной. Скорее, Архитекторы заложили основу, оставив колонистам необходимые инструменты и знания для завершения процесса самостоятельно.

Он подошёл к другому терминалу и активировал историческую запись – голографическое изображение группы людей, значительно менее адаптированных физически, чем современные колонисты, работающих в лаборатории, похожей на нынешнюю.

– Это запись примерно двухсотлетней давности, – пояснил Прайс. – Первые поколения колонистов, изучающие свойства Первичного симбионта и разрабатывающие процедуры интеграции его с человеческой физиологией.

Амина наблюдала, как фигуры на голограмме манипулировали с оборудованием, внешне примитивным по сравнению с современными технологиями колонии, но всё же значительно опережающим земные аналоги того времени.

– То есть, современный фенотип колонистов – это результат продолжающегося процесса симбиотической эволюции, а не единовременного вмешательства Архитекторов? – уточнила она.

– Совершенно верно, – подтвердил Прайс. – С каждым поколением связь между колонистами и экосистемой Авалона становилась глубже и эффективнее. Наши дети рождаются с более совершенными адаптациями, чем их родители. Это не генетическая инженерия в традиционном понимании, а скорее направленная ко-эволюция, где симбионты играют роль посредников между человеческим геномом и окружающей средой.

Он деактивировал историческую запись и повернулся к Амине.

– Но есть ещё кое-что, что вы должны увидеть. Нечто, что объясняет, почему Консилиум изначально был настороженным относительно контактов с Землёй.

Прайс провёл Амину через ещё одну дверь в небольшую, но хорошо оборудованную лабораторию. В центре помещения находился медицинский стазис-модуль, внутри которого Амина увидела человеческое тело – мужчину средних лет, погружённого в состояние глубокого сна или комы.

– Это Маркус Шэнг, – произнёс Прайс. – Капитан «Прометея» – первого и, до вас, единственного корабля с Земли, достигшего Авалона.

Амина подошла ближе, с удивлением рассматривая человека, который, судя по всему, находился в стазисе более века. Его черты лица выглядели обычными, земными, без адаптаций колонистов.

– Он жив? – спросила она.

– В определённом смысле, – ответил Прайс. – Его тело поддерживается в состоянии глубокого анабиоза. Но его сознание… ситуация сложнее.

Он активировал диагностическую панель рядом с модулем, показывая сканирование мозга капитана «Прометея». Амина сразу заметила аномалии – обширные участки мозговой ткани, трансформированные странными структурами, напоминающими те, что она видела в Первичном симбионте.

– Что с ним произошло? – тихо спросила она.

– Он пытался украсть один из артефактов из «Хранилища», – ответил Прайс. –