Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

Сергей усмехнулся и добавил:

– И намекни, что это не просто роль, а вклад в культурное развитие всей страны. Маленький личный подвиг.

Алексей поправил рубашку и торжественно ответил:

– Шутки шутками, а Дмитрий Андреевич – человек интеллигентный. Его надо тонко подготовить, объяснить, что роль требует глубокого понимания психологии советского служащего, заплутавшего в бюрократическом лабиринте.

– Главное, уточни, что это комедия, – подхватила Катя, – а то он запутается в мыслях и правда начнёт переживать.

Ольга хитро улыбнулась:

– И сразу скажи, что его главный служебный роман случится именно со мной. Пусть морально подготовится.

Компания снова разразилась смехом. Алексей поднял руки, сдаваясь:

– Всё, понял! Завтра беру дипломат, серьёзный вид и иду просить руки Дмитрия Андреевича для нашего искусства.

Веселье стало ещё громче. Атмосфера в квартире Михаила была наполнена радостным возбуждением, и даже новенькая девушка уже полностью погрузилась в происходящее, явно не жалея, что пришла. Друзья продолжали обсуждать комичные сценарии, чувствуя себя на пороге яркой и дерзкой авантюры.

Наступил вечер, и компания постепенно стала расходиться, провожая друг друга последними шутками и ленивыми прощаниями. За окном давно стемнело, а в квартире постепенно воцарилась тишина, в которой ещё ощущался шёпот недавнего веселья. Михаил и Ольга остались одни, словно актёры, которых специально оставили на сцене после спектакля, когда занавес уже опущен, а зрители не хотят расходиться, пытаясь уловить последние эмоции.

Они долго смотрели друг на друга молча – слова казались лишними. Михаил осторожно коснулся руки Ольги, провёл ладонью по её плечу и едва ощутимо коснулся волос. Она тихо вздохнула и прикрыла глаза. Это было несказанное вслух приглашение, которое оба приняли без колебаний. Он медленно притянул её к себе, и их губы встретились одновременно мягко и настойчиво, словно вспоминая давно знакомый вкус.

Дыхание Ольги участилось, губы раскрылись навстречу его поцелую с нежной страстью, будто это был их последний вечер, шанс полностью отдаться чувствам. Михаил бережно подхватил её на руки и отнёс на кровать, ощущая, как трепещет её тело, как едва уловимо напрягаются и расслабляются мышцы в ожидании близости.

Положив её на кровать, он замер, разглядывая её лицо, освещённое тусклым светом ночника, и волосы, разметавшиеся по подушке. Затем губы его медленно двинулись вниз, оставляя лёгкий влажный след на шее, скользнули по линии ключиц, касаясь кожи с трепетной нежностью. Она тихо застонала, выгибаясь, позволяя ему продолжить путь по знакомой только им двоим тропинке.

Его губы ласково исследовали каждый изгиб её тела. Дыхание становилось глубже, жарче, словно он навсегда впитывал её стоны и аромат. Когда губы достигли самого сокровенного, Ольга задрожала, подаваясь навстречу его ласкам.

Его язык двигался неторопливо, уверенно, рисуя невидимые узоры наслаждения, погружая её сознание в сладкий дурман. Она дышала прерывисто, её грудь поднималась и опускалась в такт его движениям, а стоны становились всё громче и настойчивее.

Когда Ольга приблизилась к пику наслаждения, Михаил медленно поднялся. Его дыхание смешалось с её дыханием, и он вошёл в неё с медленной, глубокой нежностью, пронзившей обоих. Их тела двигались синхронно, словно отражая друг друга, создавая ритм, в котором каждый вздох был гармонией.

Движения становились увереннее, страстнее, комната наполнялась шёпотом, стонами и дыханием, образуя свою собственную мелодию. Взгляды встречались и растворялись, губы снова и снова искали друг друга, не в силах насытиться близостью.

Постепенно напряжение достигло кульминации, пока воздух вокруг словно дрожал в ожидании финала. Михаил почувствовал, как Ольга мягко отстраняется, и, следуя её безмолвному желанию, позволил ей изменить положение. Теперь её губы и язык взяли инициативу на себя, завершая близость с той особой чувственностью и уверенностью, которая была свойственна только ей.

Её губы касались его кожи с мягкостью и жаром, язык двигался с таким изяществом и настойчивостью, что Михаил оказался на грани сознания и реальности, полностью отдавшись её власти. Когда всё же настала кульминация, он застонал, низко, сдавленно, будто внутри него что-то сорвалось. А она в этот миг жадно, с нежной решимостью, проглатывая его самое сокровенное, словно хотела сохранить его внутри навсегда – с каждой каплей, с каждым стоном, с каждым дрожащим эхом, наполнявшим комнату звуками тихой радости и освобождения.

Они ещё долго лежали рядом, переплетённые, дыша счастливо и тяжело, пока реальность постепенно возвращалась, забирая с собой ту особую магию, которая принадлежала только им. Но это уже не имело значения. Сейчас существовали лишь они двое, тепло их тел и дыхание, звучащее тихим, умиротворённым эхом недавно завершившейся симфонии.

Когда дыхание восстановилось, а тишина снова заняла комнату, Ольга с улыбкой прищурилась и подтолкнула Михаила локтем, убирая с лица прядь тёмных волос:

– Слушай, Миш, а тебе не неловко, что я на площадке занимаюсь любовью со всеми подряд? У нас ведь с тобой уже целая производственная драма получается.

Михаил лениво раскинулся на кровати, разглядывая потолок так, будто размышлял о чём-то вселенски важном, и театрально вздохнул:

– Оля, дорогая моя, ты забываешь самое главное. У нас же кино! А кино – это не просто удовольствие, это настоящая советская работа. Ты разве спрашиваешь токаря, ревнует ли он свой станок к мастеру соседнего цеха? Нет, конечно. Вот и тут то же самое. Искусство требует жертв, а актёрская профессия – это комплекс производственных обязанностей.

Ольга звонко рассмеялась, толкнула его плечом и снова устроилась рядом, внимательно изучая лицо Конотопова, будто искала признаки лукавства:

– Вот не верится мне, Михаил Борисович, что ты совсем не ревнуешь. Мне-то, знаешь ли, было бы неприятно увидеть тебя в объятиях какой-нибудь доярки, особенно если она перепутает тебя с комбайном и проявит излишний производственный энтузиазм.

Михаил задумчиво погладил себя по подбородку и иронично ответил:

– Ну, во-первых, доярки пока не предвидится. А во-вторых, даже если бы такое и случилось, я подхожу к делу исключительно профессионально и строго. Мы же с тобой люди просвещённые и творческие, наше искусство выше мелких бытовых дрязг и ревности.

Ольга снова рассмеялась, подперев щёку ладонью и заглянув ему в глаза с притворным подозрением:

– Ах вот как? Ты у нас теперь выше всего этого? Просветлённый товарищ получаешься, буддист советского кинематографа!

Михаил театрально приложил руку к сердцу:

– Могу заверить тебя совершенно искренне: дай мне хоть сотню сисястых доярок – никогда тебя не променяю. И в самых пикантных сценах я всегда рядом как товарищ, режиссёр и партнёр.

Ольга притворно обиженно отвернулась:

– Вот оно как! Значит, я всё же в массовке с механизаторами и комбайнёрами участвую? Приятно осознавать такое доверие режиссёра!

– Оля, что ты, – с улыбкой оправдывался Михаил, притягивая