Медведев. Книга 2. Перемены - Гоблин MeXXanik

еще не пришло. А может и никогда не придет. Каждый имеет право на личную жизнь и свои скелеты в шкафу. Особенно человек, который эту самую жизнь посвятил служению княжеству.

— Но у нас с вами появилась новая проблема, которую надо решить, — ловко сменил тему Морозов, глядя вперёд так, будто там, за поворотом, уже поджидала очередь из жалобщиков. — Надо открывать приёмную. Иначе люди начнут искать встречи в княжеском доме.

Он вздохнул и покачал головой.

— Мало того, что дорога к нам пролегает мимо леса. Кто-то достаточно глупый решит срезать путь через чащу. А там, сами знаете… — он покосился на меня, не договорив. — Так ещё и Никифору придётся нервничать. Он гостей не особо жалует. И хорошо, что он еще не заметил недостачи ложки, которую Борис стащил.

— Думаете, что не заметил? — уточнил я, и воевода усмехнулся:

— Мы бы об этом узнали первыми. Уж поверьте. Но если к нам начнут ходить жалобщики, то домовой начнёт нервничать. И тогда мы от него не увидим легендарной утки в мёду ещё лет сто. В лучшем случае нам достанутся только язвительные комментарии.

Я нахмурился. Картина вырисовывалась на редкость живая: пожилая вдова из Верхней Слободки, решившая пожаловаться на соседа, лезет напрямик через чащу, с пирогом под мышкой и курицей в авоське. Домовой в панике. Мурзик в обмороке.

— Надо официально открыть приёмную в управе, — сказал я, уже мысленно чертя список задач. — Решить, какие дни будут приёмные. И определить туда секретаря.

— Только человек на такую должность нужен надежный, — добавил Морозов, — а человек с глазами, ушами, способностью не терять документы и отбирать на входе всякие подозрительные подарки для князя.

— Это обязательное условие, — согласился я. — А с личным приемом подданных… Думаю, хватит двух дней в неделю.

Мы переглянулись. В воздухе повисло молчаливое согласие: надо делать. Лучше раньше, чем после первой ночной делегации с умоляющим «всего лишь на минуточку, просто спросить».

— Соколова будет к месту, — заявил воевода, который, наконец, сложил последнюю часть в мозаике. — Мы можем даже квартиру её деда отдать, чтобы она в наследство вступила…

— Это как? — усмехнулся я, приподняв бровь. — Есть же закон: до законного вступления в наследство должно пройти полгода. Не мы с вами его придумали, между прочим.

— Можно сделать исключение, — вздохнул воевода, уже не столь уверенно, и добавил с надеждой, — вы же князь.

Я разыграл лёгкое возмущение, поджав губы и чуть откинувшись в кресле.

— Этак мы при каждом удобном случае будем менять законы под себя? А потом удивляться, откуда в делах путаница? Всё беды и проблемы начинаются с малого, Владимир Васильевич.

Он понимающе кивнул. Словно считал, что в некоторых случаях закон — не священное писание, а больше как совет старого знакомого. Хорошо бы придерживаться, но если очень надо, можно и обойти.

На самом деле, идея его была не так уж плоха. Но тогда надо искать нового помощника в поместье а Веру Романовну придется выселять в город.

А она уже вроде стала обживаться. По крайней мере, она нашла общий язык с Никифором. Наш домовой, как известно, не с каждым и поздоровается, не то что согласится жить под одной крышей. Это чего-то да значит. Да и мои поручения выполнила быстро, организовав нужные встречи.

Ко всему прочему, признаться, немного беспокоили предрассудки самого Морозова. Ну нельзя же всерьёз бояться ведьм. Неужели они хуже диких перевёртышей, что по ночам воют у болота? Или упырей, которым вообще всё равно, кто перед ними?

Но вслух я этого говорить не стал. Не потому что боялся спора, а от того что знал: у каждого свои страхи, и с чужими надо обращаться бережно.

Вместо этого я уточнил, стараясь сохранить на лице выражение спокойной уверенности человека, у которого всё под контролем:

— Неужто мы не найдём секретаря для работы в городе? Полагаю, что с этим сложностей не будет. работа в городе, ездить далеко не нужно. Дадим объявление в газету…

— Не вздумайте! — воскликнул Морозов, и в голосе воеводы прозвучала неподдельная тревога. Он тут же осенил себя священным знаком, скорее всего, от осознания глубины беды. Наверняка он уже успел в красках представить себе жуткие последствия моей наивности.

— Вы хоть представляете, сколько желающих откликнется на подобное объявление? — продолжил Морозов, повернувшись ко мне. — Да каждая вторая женщина города считает своим священным долгом прийти на собеседование и повидать самого князя. Это будет аттракцион, Николай Арсентьевич. Шоу, которое будет длится пару месяцев, не меньше.

Воевода выдохнул, как человек, который только что спас мир от катастрофы.

Я посмотрел на него, стараясь сохранить серьёзность, но уголок губ всё-таки дёрнулся. В глубине души я понимал, что он прав. В Северске и правда была такая особенность: новости передавались быстро, а важные должности автоматически превращались в повод для своеобразного театрального представления. И визит кандидатов от кадрового агентства в поместье это только доказало.

— Значит, без газет, — кивнул я. — Можно снова попросить кадровое агентство подобрать кандидатов…

— В прошлый раз они уже подобрали, — хмыкнул Морозов. — Так что ложки пропали.

Я замолчал.

— А лучше сразу взять на городскую должность Соколову и не усложнять себе жизнь. Хоть одна ведьма в штате будет с пользой.

Я покачал головой:

— Проще объявить конкурс. Должность княжеского секретаря это государева служба. И занимать ее должен человек с определенными навыками и умениями. Например, выпускник какого-нибудь лицея Императорского государственного управления.

— Выпускник? — переспросил Морозов.

— Ну да, — подтвердил я.

— Мужчина? — снова уточнил воевода, и мне послышалась в его голосе плохо скрытая ирония.

— Да какая разница какого пола будет секретарь! — возмутился я, не понимая, к чему клонит воевода.

Морозов покачал головой.

— Вы хотите, чтобы наша приёмная пустовала? — уточнил он, как бы даже без упрёка, просто ставя диагноз. — Когда в приёмной важного человека сидит женщина, все понимают: она твою просьбу выслушает, не отмахнётся от проблем простого человека. Даже если эти проблемы пустячные. А если посадим мужчину — что народ подумает? Что сидит там кто-то важный, строгий, бюрократ бумажный. От такого будут ждать либо осуждения, либо, чего доброго, презрения.

— Ну чего вы наговариваете? — нахмурился я. — Прямо будто мужчины поголовно неспособны к сочувствию.

Воевода прищурился и, не