Право на дом - Анна Щучкина

– Можешь придумать себе имя подлиннее, как у меня.

– А как тебя зовут? Я все время забываю.

– Дагадар, – подсказал Ро, с молчаливого согласия принцессы опустив ее титул.

– А, да. – Девочка потянула за придавленный камнем к столу край карты, и та превратилась в свиток. – Дагадар хорошая. Винсент хороший. Император плохой. – Меня передернуло, а Эл почти без паузы продолжила: – Элианна. Я хочу быть Элианной. Можно мне взять себе такое длинное имя, Ро?

Тот кивнул сестре – молча, будто сглатывая ком в горле, а потом встретил мой взгляд.

– Обещаю, – сказал я твердо, – император вам больше не навредит.

Словно опасаясь разрушить невидимый барьер между нами, Ро подошел ко мне – медленно, неслышно. И я увидел в его руках потрепанный блокнот.

Всего лишь бумага в переплете – совсем немного бумаги в безыскусном, видавшем виды переплете. Но фарффл преподнес его почти торжественно, будто древний артефакт.

Взглянув Ро в лицо, я застыл. Его обычно строгие черты сейчас поразительно смягчились. Этот жест был для фарффла чем-то большим, чем просто долгом. Перед ним стоял не принц и не повелитель, а сын той, кого он когда-то знал.

Я не мог шевельнуться; все вокруг замерло. Воздух стал густым, словно вязкий туман, парализующий движение. В груди разлилась пустота.

Дагадар и Элианна отошли в сторону, усевшись возле полки с книгами. Девочка зачитывала своей кукле названия с корешков, а Дагадар вполголоса рассказывала об авторах этих томов. Я наблюдал за ними словно сквозь толщу воды.

И боялся вновь посмотреть на блокнот. В нем хранилось больше, чем просто слова, – он содержал память и правду, от которой я всю жизнь бессознательно убегал.

– Это блокнот вашей матери, – сказал Ро, потому что не мог не сказать. – Я хранил его с тех пор, как она… покинула нас. Но никогда не читал его, не осмелился. Он много для нее значил. – Камин затрещал сильнее, почти заглушив надломившийся голос фарффла. – Бо не любила говорить. Не делилась тем, что у нее на сердце. Но оставила этот блокнот… вам. Никто другой не сможет ничего рассказать. Слишком больно… Я точно не смогу.

Мы с Ро остались одни – Дагадар увела девочку из комнаты так тихо, что я этого не заметил. Мысль о жене вдруг придала мне сил. Пальцы дрогнули. Протянув руку, я взял блокнот, который оказался тяжелым, словно впитал в себя груз прошедших лет. Я безотчетно прижал потертую обложку к груди, окончательно победив малодушное желание вернуть эти записи Ро или швырнуть в огонь.

Фарффл тоже удалился, предоставив меня самому себе, и я медленно открыл блокнот. Страницы зашуршали, словно прошлое вновь ожило, вспомнило, как дышать.

«Мой друг…» – ласково шепнула первая строка.

На миг зажмурившись, я продолжил читать. Почерк матери, острый и уверенный, хотя немного сбивчивый, будто она писала в спешке, глубоко отпечатывался в моей памяти.

Истории, чувства, тайны… Все, чего я не знал, все, что боялся узнать, разворачивалось перед глазами. Колени подогнулись, и я осел на пол. Слезы лились по щекам. Женщина, которую я пытался превратить в идеальный образ, вдруг предстала такой хрупкой и живой. Теперь я мог только читать.

«Я сижу здесь, в тени пламени, которое греет и никогда не угасает…»

Закрыв глаза, я сжал блокнот, словно это была ее рука.

* * *

Тучи сгустились на рассвете, когда я впервые за долгие часы покинул покои, держа за пазухой затертый блокнот. Он стал для меня чем-то вроде якоря, хранилищем голоса, который больше не суждено услышать наяву. Я не мог прочитать за раз больше пары строк, но находил в нем утешение и успокоение.

Реальность за пределами комнаты встретила меня жестокостью и упадком. Город, некогда величественный, превратился в разрушенный лабиринт. Гер’оц’тир, оплот силы и надежды, потерял все, что делало его незыблемым. Арочные улицы и башни, когда-то устремлявшиеся в небеса, теперь стояли изувеченными тенями своего былого величия. Улицы напоминали вскрытые вены. Повсюду виднелись обломки домов, брошенные телеги и следы человеческого существования. Каменные плиты мостовых трещали от жара драконьих воплей, словно сам фундамент пытался убежать от ужаса.

Пепел кружил над горизонтом, смешиваясь с утренним светом и делая цвета тусклыми, будто кто-то пытался стереть мир с холста. В воздухе висели запахи гари и смерти, тяжелые и липкие, как дурной сон, от которого невозможно пробудиться. Под ногами хрустел обугленный песок, перемешанный с осколками потерянных жизней. Тишина дышащего города была громче любого крика.

Я шел вперед, потому что буря в моей душе побеждала даже бесконечную усталость. «Весть для отца» – эти слова эхом звучали в голове. Я должен отправить сообщение, которое станет ударом не только для королевства, но и для нас с императором. Я знал, что письмо будет кратким: «Гер’оц’тир пал». Такие известия не требуют витиеватых оборотов.

Когда я достиг разрушенных стен, ветер, несший остатки пожара, колыхнул длинные ткани на разрушенных балконах, словно выжившие пытались безмолвно позвать на помощь. Каждый шаг отзывался глухим стуком в груди.

Я остановился, чувствуя невыносимую тяжесть. Усталость стерла границы моего тела, проникнув в самую суть. И тогда я почувствовал осторожное прикосновение к руке.

– Винсент, – произнесла Дагадар тихим, но решительным голосом.

Моя жена оказалась рядом, словно сама судьба велела ей стать для меня светом во мраке. Темные волосы, еще хранящие тепло вечерних костров, слегка растрепались на ветру. В глазах принцессы не было ни сострадания, ни осуждения – только твердая решимость.

– Я здесь, – сказала Дагадар. – И всегда буду рядом с тобой. Мы пройдем этот путь вместе.

Не пустое обещание, не заученная брачная клятва – я чувствовал неподдельную искренность в этих словах. Ощущал то, на что мог бы опереться.

– Этот путь очень тяжел, – так же честно ответил я. – И не знаю, куда именно он ведет.

Дагадар сильнее сжала мою ладонь.

– Увидим. Я ничего не боюсь. Пусть даже дорога рушится под нашими ногами, мы пойдем до конца. Это наш дом, Винсент. Наш народ. Наша империя.

Ее слова зажгли во мне холодный огонь. Я не был один. Несмотря на тяжесть в сердце и страх перед будущим, твердость и сила Дагадар направляли меня к новой цели.

Я повернулся к жене, и наши взгляды встретились. В этом молчаливом диалоге прозвучало больше, чем в тысячах слов. Медленно, словно преодолевая последние сомнения, я поднял руку и коснулся лица Дагадар. Она не отстранилась, лишь закрыла глаза, принимая это прикосновение.

Затем, сначала неуверенно, а потом страстно, наши губы встретились в поцелуе. Все