Бог безвременья - Жаклин Холланд

Спрятавшись в ночной тени, я подслушивала, как солдаты курили под звездами и перешептывались о дезертирстве, о французском сопротивлении или о так называемом Nacht Bestie [75]: бесчеловечном чудовище, звере или призраке, который неустанно преследовал их и устроил в своем зловонном логове гнездо из их костей.

Nacht Bestie. Признаюсь, мне всегда нравилось это имя.

XXX

Проходит почти неделя, Кэтрин не звонит. В неожиданно освободившееся время я возобновляю работу над серией картин, лишь изредка вздрагивая от странных шумов, доносящихся из дома.

Иногда Дэйв, немногословный и угрюмый, привозит Лео в школу или забирает его – всегда вовремя, но в основном это делает Кэтрин, которая неизменно опаздывает, иногда на несколько часов. Забирая Лео, она ведет себя тепло и непринужденно, но не упоминает ничего личного. Как будто мы никогда не общались друг с другом, и наш разговор ограничивался исключительно общими темами. Интересно, они с Дэйвом помирились? Возможно, мое предложение уйти было каким-то непростительным нарушением ее границ. Если так, хорошо. Я скучаю по вечерам, проведенным с Лео, но не скучаю по головной боли, связанной с тем, чтобы быть доверенным лицом его матери. Я более чем довольна поверхностным общением.

В освободившееся время я отправляюсь навестить мистера Райли на кладбище. Я хочу удостовериться в том, что не имею ни малейшего отношения к грабежу.

Мистер Райли в вязаной шапке и толстых перчатках разбрасывает перегной у основания розовых кустов, завернутых в мешковину на зиму. С дубов опали все листья, и кладбище больше не напоминает тенистую гавань. Теперь это ковер, сотканный из коричневых пожухлых растений и голых ветвей, омытых тусклым зимним светом.

Мистер Райли видит меня и улыбается, но я сразу понимаю, что мое желание не исполнится. Мне не доказать свою непричастность к тому, что здесь произошло. У него есть кое-что, что он хочет сказать мне, именно мне.

– Здравствуйте, – кричит он, когда я подхожу ближе. – Я так рад видеть вас, моя дорогая, но должен сказать вам, что я с тяжелым сердцем приветствую вас сегодня.

Когда я оказываюсь рядом, он протягивает мне руку в перчатке.

– У меня ужасные новости. Ужасные новости.

– Кажется, я уже слышала, – говорю я. – Я читала газету на прошлой неделе.

– Но, моя дорогая, только вы поймете истинную трагедию происшедшего. Помните тот камень, который я вам показывал? Маленькая, странная, неизвестная надгробная плита, которую я считаю работой мастера и ученика?

– Да, – говорю я, готовясь услышать то, что и так подозреваю.

– Мы стояли вот там, – продолжает он, абстрактно указывая в сторону Центра для посетителей, – и разговаривали об этом. Мой любимый экспонат, вы ведь помните.

– Его украли?

– Украли его, и ничего больше.

Мое лицо выражает глубочайшее сожаление, потому что я действительно полна глубочайшего сожаления. Мистер Райли, который думает, что я просто сочувствую, похлопывает меня по плечу.

– Я так рад, что вы здесь, – говорит он. – Вы единственная, кто меня понимает.

– Вы сказали, что больше ничего не взяли. Что-нибудь еще было повреждено?

– Нет, больше ничего. Знаете, я никогда особо не заморачивался с тем, чтобы запирать двери. Как правило да, но иногда забываю и не очень беспокоюсь по этому поводу. Раньше никаких проблем не возникало, но я думаю, что дверь и в тот раз не была заперта, она просто качалась на ветру, когда я пришел на работу. Я понял, что что-то не так, еще издалека: перед парковкой стояла маленькая статуя, маленький херувим, так вот, он был опрокинут и разбит на две части, как будто кто-то врезался в него на машине.

Я думаю о вмятине на переднем бампере моей машины и треснувшей фаре, по высоте и ширине именно таких повреждений можно ожидать, если въехать в полуметровую статую.

– Думаю, я должен радоваться тому, что больше ничего не сломали и не украли. Но знаете, у меня болит сердце. У меня болит сердце, не могу понять, что кто-то это сделал, и, главное, зачем? Никак не могу понять.

– Да, это очень странно и грустно.

Мы оба задумываемся в молчании, как такое могло случиться, и вместе скорбим.

– Ну, – говорю я наконец, – я… я пришла, потому что хотела помочь, если вы позволите. Я хотела бы заплатить за все, что вам потребуется отремонтировать. Можно я заменю эту статую херувима, или, наверное, будет проще, если сделаю пожертвование, а вы сможете использовать средства по своему усмотрению? Сделайте то, что считаете полезным. Нам с классом очень понравилось у вас, и то, что произошло, – это просто ужасно.

– Боже мой, как мило с вашей стороны, – восклицает мистер Райли, беря мою руку в перчатке в свою и поглаживая ее, как руку воспитанного ребенка. – Так мило. Смотрите, моя вера в человечество пошатнулась, но вот приходите вы и сразу восстанавливаете ее. Благослови вас Бог, моя дорогая. Благослови вас Бог.

Вера мистера Райли в человечество, думаю я, возвращаясь к своей машине, восстановлена, а как насчет моей веры в себя? А камень, надгробие моего отца, – если это все-таки я взяла его, то где же он? Что я с ним сделала? И зачем?

Я вспоминаю мистера Райли и мое вторжение на кладбище, когда две ночи спустя снова оказываюсь в сарае Эмерсонов, куда забралась тайком. Совершая именно то, что только что осуждала и в чем глубоко раскаивалась. Обман друзей, воровство у милых и ничего не подозревающих людей – иногда кажется, что добродетель есть своего рода роскошь и, как бы я ни стремилась к ней, меня просто не хватает на то, чтобы обладать ею. Вместо этого мне приходится бороться с тем, чтобы не пасть еще ниже.

Утолив голод, я одеваюсь и ухожу, бесшумно задвигая дверь на место, затем пробираюсь мимо дома Эмерсонов, темного и тихого, направляясь к их пастбищу, а за ним – к своему дому. Когда я иду к дому через длинную сплошную полосу деревьев, меня вдруг останавливает запах. Уже за полночь, слишком поздно для того, чтобы жечь листья или греться у костра, но это он, едкий запах дыма.

Непрошеные, возвращаются воспоминания – запахи в этом смысле очень сильны, – я вспоминаю лицо в реке, звуки в лесу за кругом огня, летящий пепел, и сквозь все это, как фон, запах гари без дыма и звук далеких шагов. Что это было? Было ли что-то из этого реальным? Тогда это казалось реальным. Я поверила тогда – нет, это слово не