Тени двойного солнца - А. Л. Легат

– Вернешься целым – так и быть, назову твое имя. Мг-м?

Случаются такие секунды, когда кажется, что выбора у тебя – три телеги да ведро в придачу. А на деле никакого выбора давно и нет.

Мы скрепили уговор. Я надеялся, что мне закажут еще одну безделушку, набор ключей, любимый гребень знатной девицы. Да хоть сраный ковер с золоченой нитью или побрякушки на чью-то свадьбу! Но Веледага умел разглядеть в каждом то, чего Коряга и прочие мои знакомые не замечали в упор годами.

Он подарил мне легкий нож, острее бритвы. И нашептал имена.

XIII. Во сне и наяву

Лэйн Тахари, Оксол

– Что снится первому мечнику?

Я приоткрыл левый глаз, повернул голову. Перья мягко кольнули щеку сквозь ткань. Подлинное блаженство: просыпаться вот так, не на земле, не на затертой шкуре. Когда солнце уже высоко, а в желудке нет той боли от пропущенного обеда. Только сладостное томление чуть ниже, оттого что к бедру прижимается знакомое колено. С бархатистой кожей. Нагое, теплое…

– Сны, – повторила Жанетта с легкой хрипотцой. – В Дальнем Изломе тоже видят сны, не так ли?

Иногда трудно понять, шутит ли жена. На всякий случай я улыбнулся.

– Говорят, – шепнула она, – во снах прячутся самые постыдные, самые сокровенные мечты…

Я закинул руку на ее плечо, притянул ближе. Легкий, но узнаваемый запах чернил и влажного льна.

– Кажется, я все еще сплю.

Жанетта подложила руку под голову:

– Это не так, готова спорить.

Потянувшись, я зажмурился. Ноги не растерты, под шерстяным одеялом – жарко. Столь славным утром спорить хочется только с упертыми, непримиримыми ослами. По счастью, в доме Малор таковых не было.

– Я верю. Просто, похоже… все мои мечты сбылись.

Видеть удивление на ее строгом, сосредоточенном лице – такая же диковина, как солнечное затмение. Я спросил, чтобы не дать тишине разорвать нашу беседу.

– Что снится вам?

Жанетта отвела взгляд и слегка нахмурилась – как делала всегда, стоило ей потеряться в раздумьях. В тот же миг в двери постучали: с силой, без церемоний.

– Бужу, как и прошено, – говорили громко, точно при пожаре, – не серчайте, ваша милость!

Тук-тук-тук. Медленно окинув взглядом стены, я понял, что заснул в своей постели. Значит, Жанетта пришла позже. Тук-тук. Значит, это я просил разбудить меня ко времени?

– О, дьявол… – Я вскочил, еле выпутался из одеяла и почти пробежал босиком по медвежьей шкуре.

Турнир. Облачиться в доспехи, проверить клинки, размяться, поесть… нет, для начала поесть, или?..

– Мне снится, что однажды и я увижу новые сны, – вдруг сказала Жанетта.

Я был так занят собой и своими заботами, что только рассеянно кивнул. Завтракали мы в молчании. Я так торопился, что чуть не прикусил язык.

В небольшом саду за поместьем

На гиблом всхолмье я опасался, что выпад клинка не дойдет до цели. Что я замешкаюсь, остановлюсь, сберегу жизнь врага и мигом распрощаюсь с собственной. Схлестнувшись с помощником Деханда, я боялся, что давно перешел ту грань и клинок сам найдет брешь, сам пустит кровь, как и бывало на стенах, в узких коридорах донжона. Я давно не брал клинок в руки, тем более оба сразу. Что, если я растерял все мастерство и стану посмешищем для жены, всего Оксола или самого распоследнего латника? Стал хуже тех, кого презирал все эти годы.

Что, если и не было мира, затишья и клинки запоют, как прежде, и польется кровь, моя и чужая? Словно не бывает иначе. Словно бы я рожден для одного.

– Ох! – то и дело выдыхал смуглый охранник, вытаптывая поляну на заднем дворе.

Может, он уступал мне, опасаясь гнева госпожи. Может, я сделался головорезом в землях Волока и отступать – единственный способ сберечь шкуру. Может, нацепив такой жалкий шлем, что прикрывает лишь верх головы, я и сам бы предпочел отступать.

– Гх, – соперник запыхался, а еще через один круг зацепился пятой о торчащий корень. Топорик блеснул, отразив свет, оставил врага без защиты.

Почуяв чужую слабость, я ринулся вперед, целясь в шею. Острие рассекло воздух – помощник Деханда спас себя тем, что распластался на земле. Я замер, резко выдохнул, спрятал клинок в ножны.

– Сдаюс, – соперник поднял левую, опустив топорик.

Я протянул ему руку, словно бы ничего не случилось, и не могло быть крови на этой поляне. И я владею клинком, не наоборот…

Поколебавшись, он принял мою помощь. Смуглая кожа, столь чудно смотревшаяся в мерзлой Воснии, не выдала румянца, тревоги, страха. Отец говорил, что невольники с морей – опасные враги. Особенно если сорвались с хозяйской цепи.

– Вы жуть как хороши! – похвалил он меня, поднявшись.

Я дернул плечами. Не ясно для чего, смуглый охранник тут же отступил на три шага – я не собирался его калечить. Только размяться. Видят боги, я страшно заржавел от ласки, лени и домашнего жаркого. Собрался уж поблагодарить охрану моей жены, но…

– Теперь мой черед, – вдруг вызвался Деханд.

Он вышел неторопливо. С такой уверенностью, будто не родился еще человек, способный ему перечить. А может, он разглядел, как я запыхался. И знал, как дорого обойдется мне этот отказ. «Струхнул», – подумали бы его подручные. «Обленился», – справедливо бы рассудила жена.

Новый доспех сковывал, точно клетка. В Криге я плясал на манеже, высекая искры из чужих клинков: без кирасы и стальных рукавиц, оставаясь в одной бригантине и тонких поножах с сапогами. Не боялся потерять палец или глаз – Саманья натаскал меня почти безупречно. В этом танце с мечами мне не было равных.

В танце, совершенно бесполезном под стенами осажденного замка, на улицах города под обстрелом…

Деханд встал в самом центре сада: под жаркое солнце Оксола, прочь от широких теней с прорехами. Ветер пригнул лиственницу. Телохранитель моей жены смотрел на меня так, точно бы желал одного: разбить мне голову до турнира.

– Отчего бы и нет? – осадил его я. – Времени полно. Пожалуй, я еще успею выпить перед боем…

Жанетта что-то крикнула из окна, но Деханд, точно грубый порыв ветра, ринулся ко мне. И он не шутил, не осторожничал.

Взмах – палица метила в висок. С непривычки я отступил, и тесный плен доспеха мешал, тянул, давил на стопы железом. В крупном сетчатом шлеме жаркий воздух обжигал горло. Стоило примерить его раньше. Стоило чаще выходить во двор…

Мы обменялись ударами, и я снова