Тьма. Том 8 - Лео Сухов

бодренько плёл вообще-то. Ты же, получается, решил быстроплётом стать? — дядя Женя, как он попросил его называть, вопросительно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, кивнул. — Ну что ж, мне кажется, в твоём случае отличное решение. Сложно, конечно, но ты, я вижу, упорный.

Мы тут были как бы цельными. Будто смотришь теневым взглядом в реальном мире, но реальность и энергетическая часть — более яркие, что ли… Сложно объяснить, как именно здесь работало восприятие. Почему-то память Андрея подкидывала воспоминания про бредовую книжку о какой-то девочке в зазеркалье.

— А что у тебя с бывшими сослуживцами-то? — спросил я.

— Ну скажем… Они не такие добрые, как я, — улыбнулся дядя Женя, а потом горько усмехнулся. — Безумны они, Федь. Разум только трое сохранили. Я, Толстогубов, он раньше трубопроводной службой ведал, и Ерошкин, библиотекарь. Остальные безумны…

— И двусердые тоже? — понял я.

— Да, они тут самые лютые… Ты даже не представляешь, какой голод мы постоянно испытываем! — вздохнул дядя Женя. — Организмы изменились, подстроились под уровень теньки, какой был во время выброса. А он снижается же мало-помалу… И от этого мы постоянно голодны. Я-то держу себя в руках. А те, кто разум потерял, летят на любой звук и всплеск. Прямо как мотыльки на пламя.

Тёма запрыгнул ко мне на колени. Здесь он был пепельно-серым комком меха, который постоянно перетекал из одной формы в другую.

К слову, я так и не понял, где это «здесь».

— А где мы, кстати? — спросил я. — Что это за место?

— Я так-то тебе и объяснить не смогу, Федь… Я ведь больше практик, чем теоретик. Но твой кот здесь, видишь, себя как дома чувствует. А я его, кстати, видел, когда он сюда нырял. Просто мне наверх ходу нет, но было очень любопытно, что за зверь такой.

— В обычном мире он ныряет в тень и исчезает! — заметил я. — Я это называю «перемещение в тенях».

— Тени… — попробовал слово на вкус дядя Женя, а затем отрицательно пошевелил жгутиками. — Слишком просто для того, где мы находимся… Хождение в тени — это так, одно лишь внешнее проявление. А так-то мы… Да я не знаю даже. Это как будто пространство, но иное, понимаешь? Оно как бы по своим законам живёт. Вот видишь, например, язык туманный?

— Ага…

Я вообще тут много что видел. И длинный туманный язык, протянувшийся в сплошной черноте. И каменистую, ни на что не похожую площадку, на которой мы сидели. И даже знакомую антенну, хотя вообще она должна находиться на поверхности. А именно, на крыше исследовательского комплекса.

— Вот если в этот туманный язык входить в разных местах, то и окажешься, в итоге, в разных местах и даже времени… Если, к примеру, у основания войти, то, смотря откуда зайдёшь, появишься либо у выхода на поверхность, либо в шахте лифта, но время может быть разное. Мне кажется, этот туманный язык, он как бы символизирует всю шахту. Однако есть здесь и такие вот ответвления, как островок, где мы сейчас сидим. Они тоже часть шахты. Но как бы в разных… Да не знаю я, в общем, как объяснить… Тяжело это… Я ведь больше по изменениям материалов работал. А всей этой высоконаучной мутью с изнанкой тени занимался Славосилов.

— Как тебя вообще в это предприятие занесло? Ты же, выходит, из рода князей Псковских, чуть ли не родственник Рюриковичей! — заметил я, вспомнив всё, что знал о ныне живущих родственниках дяди Жени и моём однокашнике в Васильках.

— Такие родственники, что есть князья и поближе к престолу! — отмахнулся тот, и снова жгутиком, как будто их ему было куда удобнее использовать, чем руки. — А попал… Знаешь, у меня же весь род уже лет триста на технике помешан. Кто чем занимается. Какие-то ветви рода делают автомобили. Кто-то станки. Кто-то корабли. Кто-то самолёты… А у меня душа не лежала ко всему этому. Я бы даже из рода вышел, чтоб на меня не давили… Но всё же родственники Рюриковичей, как-никак. Да и какой пример я другой молодёжи подал бы?

Дядя Женя горько усмехнулся.

— Я наукой хотел заниматься. А родственники насели так, что хоть волком вой. Я пошёл к Рюриковичам, объяснил им всё. А они, на самом деле, люди незлые. Ну и определили меня сюда. Тут, сказали, и науку двигать можно, и родичи доставать не будут. Закрытая точка всё-таки. Порядки особые, все дела… Только знаешь, Федь… Знал бы, как оно обернётся, лучше бы всю жизнь болты крутил, да в масле ходил. Жаль, назад уже ничего не вернёшь.

— У меня однокашник из вашей побочной ветви. Витя Пскович. Его вроде бы не заставляют, — попытался я утешить собеседника.

— Может, и впрямь, изменили они свои порядки! — как-то светло и радостно улыбнулся дядя Женя. — Сколько лет-то прошло уже… Да и мой пример, он, может, не прошёл даром…

— А выйти ты отсюда не можешь? — спросил я.

— Нет… — печально покачал жгутиками дядя Женя. — Я даже тут могу только рядом с этим туманным языком находиться… Мы, считай, Федь, здесь привязаны. С одной стороны, умереть не можем. Пока есть тенька, будем влачить существование. А с другой, там, где теньки мало, нам вообще жизни нет. Я подумывал уйти дальше, умереть… А потом подумал, что хоть я теперь и страховидла, но самоубийство же — грех. Ну вот и тяну лямку. Может, оно само как-нибудь сладится…

— Да уж…

— Ты не думай, так-то жаловаться не на что! — вновь приободрившись, заметил дядя Женя. — Да, собеседников всего двое: один сантехник и один библиотекарь. Ну так если заскучаю, могу и в спячку уйти. А сны тут удивительные снятся, знаешь. Как кино! Красочные такие, увлекательные! Хорошо, что твой кот меня вовремя разбудил. Умный он у тебя. Иначе бы я не смог вас вытащить… Я и так, прости уж, не всех успел.

Не всех… Полудесяток Хлебова погиб в пламени. Ещё пятеро ратников и шестеро безопасников погибли. И ещё одного человека из команды Пискарёва сожрал дикий собрат дяди Жени.

Хлебова с его полудесятком и вовсе было до слёз жалко. Привык я к этим мужикам, да и ответственность за своих людей давила, как ярмо на шее.

— Спасибо тебе, дядь Жень, ещё раз… А что с греком, кстати? — вспомнил я.

— Отбивается пока, — пожал плечами дядя Женя. — У нас же здесь время иначе идёт, сам понимаешь… А там, в обычном мире, всего-ничего прошло.

— Эх, добили бы его, тварь такую… — выдохнул я.

— Это вряд ли… Не такие мои бывшие