Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

обойтись без лицекрада. Убеждается, что вытяжка работает на 100%, снимает респиратор. Подкрашивает брови, клеевыми мазками изменяет разрез глаз. Прячет едва протёртые от пыли волосы под латексной сеткой, надевает парик со светлым коротышом армейской причёски. Затем передумывает и прячет «ёжика» в комод в угоду «лысине», которую пудрит болезненно-розовым.

Оптические имплантаты мима меняют цвет радужки на серо-голубой, «отцовский». Медму «пахучка» пока оставляет висеть на одном ухе, чтобы не мешала. Из гардероба появляется пустой прозрачный пакет для медицинских растворов, куда Бель накачает бесцветный газ. Двумя полосками лейкопластыря он крепит конец узкой инъекционной трубки к пакету, не протыкая его, второй — к обнажённому предплечью левой руки, рядом с пультом. Правда, колёсного штатива для капельницы или катетера в арлекинском инвентаре нет, поэтому мешок с фитилём придётся нести в руке…

Он вновь прикасается к сенсорам планшета. Центр управления домом окончательно пресекает поступление свежего воздуха в гостиную. Климатизатор ещё работает, но совсем неощутимо, лишь бы создавать фон. Температура поднята ещё на пару градусов.

Войдя в инфоспатиум, Бельмондо покупает и закачивает в домашнюю систему песню «The sound of silence» в исполнении знаменитых американских бардов. Выставляет громкость и таймер воспроизведения, придирчиво отмерив время до миллисекунд.

Дожидаясь, пока лабораторные устройства закончат «варить» зелья, Алекс пристально осматривает себя в узком зеркале на внутренней стороне двери. Передумывает наносить шрамы или ожоги. Немного подводит ресницы светлым, и в целом остаётся доволен. Сейчас бы, конечно, ещё накатить граммов сто коньячку. Но делать этого категорически нельзя, а потому Бель лишь кивает безликому «пациенту» в отражении.

Снова надевает респиратор, проводит аэрозольную обработку одежды готовыми экстрактами и закачивает в полимерный контейнер заряд бесцветного дурмана. Подрагивая от страха и нетерпения, вынимает из футляра шприцевой пистолет с «гильотиной». С шумом втягивает безвкусного воздуха и не узнаёт звуков собственного дыхания, пропущенного через фильтры маски.

Делает инъекцию в шею. Привычно жмурится от лёгкого помутнения.

Становится трудно дышать, и респиратор тут же отправляется на верстак. Когда потемнение уходит из глаз, Алекс барабанит по вживлённому в предплечье пульту, засекает время и выходит в коридор собственной квартиры.

[1] Игра слов от латинского odium (ненависть) и indifferentiam (равнодушие).

Глава 13

Один шанс на двоих

Идёт неспешно, негромко.

В прихожей задерживается у реостата и плавно сбавляет в гостиной свет. Максим — Алекс видит его плечо и спину через дверной проём, — если и замечает перемены, то не реагирует. Войдя в комнату, Бельмондо прикрывает за собой створку и начинает помалу сцеживать фитиль в тёплый спёртый воздух.

Вышка улавливает его краем глаза. Дёргает головой, но от экрана не отрывается и возвращается к поиску данных. На терминале развёрнуты его личные сетевые хранилища, откуда капитан по крупицам выуживает собранную на Орлова информацию.

Секунды ускользают с той же скоростью, с какой пространство гостиной наполняется дурманом. Бель встревожен и возбуждён. Но умело сдерживает себя, чтобы не запаниковать или напортачить в лишней спешке.

Наконец Макс осознаёт: что-то не так.

Поднимает голову, принюхивается и оборачивается к феромиму. Тот, болезненно сгорбившись, отступает в самый тёмный угол комнаты.

— Отец? — говорит он, почти шепчет.

Лицо Вышегородского искажается и оплывает, словно в щёку вкололи диазепама или галламина. Уголки рта опускаются, глаза распахиваются. Пальцы тянутся к пистолету на столе, но Алекс точно знает, что механизм самообмана уже запущен. Словно знакомого в толпе, он начинает видеть своего сына там, где его вовсе нет. И совсем скоро сам не захочет противиться миражу.

— Какого чёрта? — бормочет капитан, промахнувшись мимо пистолетной рукояти.

— Папа, если я ещё хоть что-то для тебя значу, — с мольбой шепчет лицедей, — то оружие не понадобится. Но я ненадолго. Выслушай…

Бельмондо лихорадочно ищет точку опоры, с которой мог бы начать импровизационную атаку. Но её по-прежнему нет, и парень сам себе напоминает альпиниста, в прыжке оборвавшего страховку. На высоте в пару сотен метров…

Максим порывается встать, но часто моргает и остаётся за столом. Его зрачки сужаются, меняют цвет на пепельно-серый; пульс учащается, давление подскакивает, будто мужчина пробежал десяток лестничных пролётов.

— Федя? — цедит он сдавленным голосом, подрагивающим от недоверия и замешательства. — Как ты сюда попал? Что происходит?..

Бель делает короткий неопределённый жест, выбрасывая в гостиную остатки фитиля и порцию личных экстрактов Вышегородского. Он едва удерживается от облегчённого вздоха: потому что, во-первых, нашёл точку опоры, а, во-вторых, только что убедился, что клиент поплыл. И действительно видит перед собой пропавшего сына…

Разумеется, «кофейник» пытается сражаться. Но мим встречал такое сотни раз и хорошо знает, что победить в этой борьбе не дано никому. С отчаяньем тонущего «Федя» вступает в новую фазу представления, старательно вымеряя слова и мгновения.

— Папа, — с тем же болезненным присвистом произносит парень, — не пытайся оценить, просто поверь. Так нужно.

Максим трясёт головой. Кажется, капитан сообразил, что одурманен, и теперь пытается применить психофизиологические навыки сопротивления, которым его обучали в «кофейне». Но момент безнадёжно упущен, и он лишь в недоумении расчёсывает пятернёй короткие светлые волосы.

— О чём ты, сынок? — с болью в голосе спрашивает мужчина. — Что с тобой⁈ Ты ранен⁈ Как ты тут оказа?..

— Пап, не перебивай! — прерывает его Бельмондо и закрепляет команду выверенным взмахом руки. — Со мной всё хорошо. Думай о том, что я скажу. Не вставай. Прикасаться ко мне нельзя…

Даже если Макс и понимает, что его волей управляют, ничего поделать с этим не может. Остаётся на месте, обессилено откинувшись на диванную спинку, подавленный и ранимый. Ноздри раздуваются, глаза начинают болезненно блестеть. С губ всё быстрее срываются слова, превращаясь в непрерывный поток:

— Тебя всё-таки подстрелили? Верно? Мать моя моржиха… я говорил, что твой Клуб — куча вонючего застарелого дерьма… Почему ты меня не послушал? Что ты делаешь в Посаде? Шахматисты имеют к этому отношение? Ты работал на Динельт? Они применили химическое оружие? Ты заражён? Федя, как крепко ты связан с операцией «Синтагма»? Наёмников нанял «Вектор» или «Огнь»? Ты же понимаешь, что моих связей не хватит, чтобы тебя прикрыть!

Алекс отсчитывает секунды, способные стать последними в его жизни.

Однако при этом чувствует себя живым настолько, будто только сейчас очнулся ото сна длиной в двадцать шесть лет. Его мозг сопоставляет, ухватывает и выдумывает с такой скоростью, что позавидовали бы самые мощные вычислительные системы. Выуживает из памяти факты, будто наживо, напрямую, с помощью самых современных нейроприводов подключён к