Макабр. Книга 1 - Влада Ольховская

Уж не знаю, какую дрянь они потребляли, но убивала она их быстрее, чем Сектор Фобос. Когда я добрался до их уровня, мне пришлось задержаться на входе минут десять, чтобы адаптироваться к новому окружению, да еще настроить кислородную маску. Нет, воздух тут был, но смердел он так, что дышать им долго я не собирался. В нем переплелись вонь какой-то гнили, нечистот, сырости и агрессивной химии. К тому же света оказалось даже меньше, чем наверху – всего-то развешанные вдоль стен самодельные гирлянды с крошечными лампочками, заливавшие эти тоннели разноцветным мерцанием.

В принципе, нормальное освещение тут наладить можно, только вот это никому не нужно. В преобладающей темноте люди не могли толком разглядеть, в каких уродцев они постепенно превращались. Хотя не думаю, что на нынешнем этапе это их хоть сколько-то волновало.

Они были такими же тощими, как и другие жители этой зоны, но в их случае типичным симптомом стали еще и серьезные проблемы с кожей: многочисленные гниющие язвы. Нарики, уже едва ли способные на полноценные ощущения, это дело расчесывали, становилось только хуже. Я безо всяких дополнительных обследований мог сказать, что у многих началось заражение крови, долго они не протянут.

Только вот их скорая кончина не беспокоила вообще никого. Меня – потому что мне плевать, я серийный убийца, вообще-то, я не тем прославился, что удачно людям комплекс витаминов подбираю. Самим нарикам – потому что они утратили связь с окружающим миром, их глаза ничего не выражали, их лица были пустыми. Полагаю, справедливо сказать, что они уже мертвы внутри, нужно лишь дождаться, когда это дойдет до тела.

Отступать от своего плана я не собирался. Уже ясно, что камер наблюдения в этой вонючей конуре нет, охраны – тоже, можно действовать чуть уверенней. Я нашел в технических помещениях ткань для хранения оборудования, отрезал кусок, вывалял в пыли – потенциально хранящийся в ней человеческий прах напрягает меня меньше, чем живые останки, с которыми мне предстоит взаимодействовать. Из этой тряпки я соорудил себе некое подобие плаща, достаточно убогое, чтобы сойти за местного, и достаточно закрытое, чтобы спрятать маску на моем лице. После этого я выбрался из технического коридора и начал ковылять точно так же, как местные доходяги.

Как я и подозревал, многие уже пребывали в состоянии амебы, особенно те, что валялись невнятными грудами по углам. Они были живы – но я и не ожидал обнаружить трупы, умерших явно убирают. Обычно у любого наркоманского гнездовища есть организатор, а он как раз очень не хочет умереть от какой-нибудь гангрены, так что минимальные нормы санитарии есть и тут. Просто организатор в этом смердилище не живет, можно проводить разведку спокойно, хоть и аккуратно.

Как ни странно, первые ценные сведения мне дали уже неподвижные тушки нариков. Многие были одеты в какие-то лохмотья, так что я смог осмотреть их тела. Почти у всех были грубоватые, но отлично зажившие шрамы, указывавшие на выемку органов. Судя по состоянию кожи, произошло это лет пять назад, до оно и понятно: органы наркомана со стажем по большей части бесполезны. Ясно, почему местной публике не давали протрезветь! Хотя этого маловато. Если бы речь шла только о донорских органах, брали бы все – с последующей утилизацией того, что использовать нельзя.

Это приводит к двум выводам.

Первое – на станции хватает тех, кого беспокоит собственное здоровье и долголетие.

Второе – даже этих зомбаков планируют как-то использовать. Я заинтригован.

Но с этим можно разобраться потом, пока мне нужны общие сведения о местном образе жизни. Я пытался заговорить то с одним остаточным носителем разума, то с другим, но сначала результат был не очень: меня то игнорировали, то мычали в ответ, то пытались обблевать. Ситуация тянула на безнадежность, когда я наконец отыскал нечто, способное на человеческую речь. Правда, я никак не мог определить, мужчина передо мной или женщина, да и голос ясности не внес, ну да и ладно, мне с этим созданием только поговорить надо, те занятия, где важна разница полов, не рассматриваются.

– Слушай, а мы где вообще? – растерянно спросил я.

Нечто выдало мне блаженную улыбку и пробормотало:

– Мы под крылом Эли… Великого…

– А это кто?

– Великий Мертвый.

– Не знаю такого.

Уровень проявленного мной неуважения оказался настолько велик, что с моего собеседника слетела улыбка идиота. А это очень нетипично: чаще всего такие не перестают ухмыляться, даже если им ногу отрезать начнешь.

Но где-то внутри его черепушки наравне с кукурузными хлопьями, оставшимися от мозга, еще метались мысли о том, что Великого Эли знать должны вообще все. Это хорошо: я мог сыграть на таком возмущении, стресс вывел существо из уютного кокона иллюзий и заставил мыслить чуть лучше, чем обычно. Это все равно не было похоже на разговор с нормальным человеком, но, опять же, у меня большой опыт.

Ценой нескольких часов своей жизни и двух фильтров для кислородной маски я выяснил, что тут наметились свои мутанты. Всего пять человек, так что назвать их полноценным видом нельзя, а вот считаться с ними нужно. Появились они сразу после ядерного взрыва, который на четвертом уровне учинили добрые соседи. Но, судя по тому, что мне рассказали об их способностях, одним лишь взрывом такое объяснить нельзя. От радиации люди обычно превращаются в кисель с уничтоженной ДНК, а не в супергероев.

То, что они теперь активно жонглируют кристаллами, намекает на произошедшее с ними. Полагаю, они заразились незадолго до взрыва – потому и не умерли. Источник заражения был менее агрессивным, чем тот, который я видел в лаборатории, но при должном ожидании хватило бы и его, лекарства от этого не существует.

Но в данном случае лекарством выступило сильнейшее радиоактивное облучение. Хотя спорный момент: здоровых людей мертвыми обычно не называют.

Что ж… Теория о том, что представляют собой кристаллы, наметилась у меня уже давно – с тех пор, как я обнаружил их на «Виа Феррате». Здесь, после изучения компьютерных записей, она обрела более четкие черты. Я не собираюсь о ней распространяться, потому что – с чего бы? Я же Зло с большой буквы, у этого свои бонусы. Похоже, Мира о чем-то догадалась, только это не имеет значения, у нее нет ни одного способа заставить меня говорить.

Так вот, то, что я выяснил от эталона деградации, моей теории не