«Бис»-исход - Александр Владимирович Плетнёв

– Надеюсь. 40 килотонн – это не хухры-мухры. Однако эсминцу задачу никто не отменит. Он быстрее, станет догонять, попадём под его пушки уж точно.

– Секунду, – штурман быстро выполнил расчёты. – Если скорость британских эсминцев под 35 узлов, на наши щадящие 25, то да, примерно уже через 20–30 минут мы окажемся на дистанции долёта 120-миллиметровок.

– Что ж, тогда в ЭМ придётся положить пару ЗУР.

* * *

При всём желании выглядеть спокойным не получилось просто в силу роста напряжения и концентрации на стадии выхода к рубежу удара.

По заверениям штурмана они уже были в пределах двадцати семи миль (50 км) от своей цели… быстро сокращая, с учётом набранного полного хода. То есть практически уже прошли ту условную линию радиогоризонта. Ещё чуть больше десятка миль, и включением РЛС они себя обозначат и, вероятнее всего, будут запеленгованы.

Штурман, распластавшись над картой, водя линейкой и карандашом, скоро сообщит о прохождении контрольного узла:

– Пора! По расчёту они у нас справа по носу.

Скопин не стал переспрашивать, сомневаться или уточнять. Только взглянул…

– Я уверен, – капитан-лейтенант был категоричен. – Крайним случаем, если не дотянем милю-две – покроем, пока БИУС выдаст решение. Оказаться слишком близко тоже бы не хотелось.

Командир коротко кивнул ожидающему у аппарата внутренней связи офицеру, тот быстро проговорил в трубку распоряжение.

Пост РЛС подал «высокое» на антенны.

Разобрались походя и быстро, установив множественные надводные контакты на среднем удалении 23 километра.

– Цели в зоне пуска!

Потратили секунды на вычленение из десятка вспыхнувших на экране РЛС засветок три самых жирных. Возможно, что и створившихся, сливавшихся с какими-то кораблями, оказавшимися на директрисе. Эти неясности решило измерение доплеровского приращения частоты.

Штурман отметит, что немного промахнулся, проскочив на контркурсах, оправдывая это тем, что британцы поднажали.

– Цели в параметрах. Выбор целей!

– На лаге – 22! – допустимая скорость хода при пусках ракет.

– Стрельба на правый траверз противолодочным комплексом «Вихрь» по надводной морской цели на предельной дистанции!

Всё происходило автоматизированно, данные с РЛС поступили на центральный прибор управления стрельбой: вычислительная машина приставки «Тифон» определяла оптимальный алгоритм поражения цели, учитывая параметры бортовой и килевой качки, курс и скорость корабля, сориентировав пусковую установку по азимуту и углу места, произведя предустановку глубины подрыва ракеты.

– Есть решение!

– Пуск.

Сошла!

Проводив взглядом уходящий по касательной огненный факел, убедившись – всё без сбоев, Скопин приказал:

– Всё! Лево на борт. Уходим. В темпе!

Вслушиваясь – докатится ли до них звук ядерного взрыва?

Нет?..

Сильный амплитудный всплеск с последующими колебаниями зафиксировали на своих приборах акустики.

Стало быть, рвануло.

За ними, по всей видимости, так никто и не погнался.

Когда заканчивается стратегия

Сказать бы, что командующий британским соединением адмирал Мур, как одна из ключевых фигур развернувшихся событий, лично и воочию увидел прилёт… Нет.

Сэр Генри сидел в салоне в окружении штабных офицеров, разбираясь с текущими вопросами, которые, в общем-то, могли и подождать, поскольку хватало неотложных.

– И действительно, – брюзжал вслух адмирал, не обращаясь к кому-то конкретно, – с чего бы ему так настаивать?

Речь шла о всплывших новых подробностях в докладах палубных лётчиков. Контр-адмирал Вайен, ссылаясь на ограничения радиосвязи, предлагал даже выслать эсминец с пакетом письменных рапортов лётных экипажей, а также проявленную киноплёнку – передать прямо на борт флагмана.

Командующий полагал подобную суету излишней. Ранее он уже ознакомился с первичным отчётом контр-адмирала, где по свидетельству одних пилотов что-то якобы очень сильное взорвалось в воздухе, повредив множество самолётов, другие же заявляли лишь о необычном атмосферном явлении[170].

– Не понимаю, чего он с ними носится?! Отправьте Вайену квитанцией: не надо эсминцем. Подождёт до берега. Там и разберёмся.

Недолюбливая и не очень доверяя сообщениям авиаторов, Генри Мур между тем понимал, что последняя, и, главное, визуально-наглядная информация о кораблях противника, их состоянии, включая другие оценки, сейчас могла быть представлена только лётчиками палубной авиации.

– Что тут ещё? Гидроавианосец? Большие антенны? Так вот где кроется объяснение прекрасному радарному обеспечению советской эскадры.

– Объяснения мы получим, когда утопим их линкор, сэр. Взяв пленных, сэр. Желательно компетентных, из офицерского состава.

Командующий несколько удивлённо воззрился на запальчивого тридцатилетнего капитан-лейтенанта:

– Бога ради, Джон…

Снисходительно позавидовав: «Вот она, молодость». На лицах большинства штабных офицеров читалось предвкушение. Люди рвались в бой.

«Предвкушение, – мысленно передразнил себя же Генри Мур, – годно ли подобное эмоционально окрашенное словцо нам – военным, морякам Королевского флота, коим в своих формулировках дóлжно оперировать больше конкретикой глаголов и объективностью существительных».

Отвлёкшись на своё, он краем уха всё же слушал, о чем говорят офицеры.

Станут ли русские осуществлять попытку воздушного налёта базовой авиацией в сложившихся погодных условиях? Если отбросить неизбежные навигационные издержки и потери, задача, используй противник береговые радиоэлектронные средства пеленгации, а также самолёты с поисковыми радарами, представлялась вполне посильной. Именно поэтому приказ о радиомолчании по британской эскадре по-прежнему сохранялся, радиолокационные станции оставались в пассивном режиме – не следует давать врагу лишние возможности их обнаружить.

«Но о том, что Королевский флот ещё тут, и всё ещё не закончено, они должны догадываться. Высланный на слежку эсминец Scourge наверняка не остался незамеченным и должен навести на правильные мысли. Возможно, поэтому один из кораблей советской эскадры, по сообщению, ушёл. Полагаю, вывели из-под угрозы бесполезный сейчас авианосец», – успел подумать Мур…

Он его услышал!

Глухой своей объёмной мощностью громовой удар! Он смазывался характерным для всех подводных взрывов клёкотом кипящей воды и взбитой пены, только, наверное, в сотни раз сильнее, набирая пиковой экспонентой децибелы, проникая через толстые металлические стены корабля, наглухо задраенные переборки и иллюминаторы.

Сквозь рёв прорвался голос кого-то из офицеров, первым прильнувшего к иллюминатору.

– Сэр!!!

Он бы проявил сдержанность, но что-то подсказывало – случилось нечто! Вскочив с кресла, командующий почти отпихнул подчинённого, выглянув…

Адмиральский салон располагался в корме главной палубы по правому борту – отсюда и прямой вид: свинцово-зеленоватая гребёнка волн на сотни ярдов, не близко… и вдруг вертикальная стена! Белая! Как будто… нет, не Баренц, а сам Ледовитый океан вздыбил паковый пласт, закрыв полнеба. Догадываясь: белое – это пена, поднятая настолько мощным подводным взрывом, что она заполонила весь вид, выпадая верхушкой из угла обзора. Сэр Генри пригнулся, прильнув к иллюминатору, ошалело заглядывая – насколько, чёрт возьми, высоко?

На них уже набегала волна…

За время, проведённое на больших линкорах, начинаешь привыкать к их непоколебимости, к тому, что