Чёрный ратник - Макс Гато

Спустя где-то час колея превратилась в тропу.

— Чувствуешь? — спросил я у Громова, положив ладонь на рукоять меча.

Вдалеке на тропе плыли тёмные пятна.

Громов прищурился.

— Для Кошмаров рановато…

Я спорить с ним не стал, он знал эти земли лучше меня, но на всякий случай не расслаблялся и держал оружие наготове.

Пятна начали обретать форму и превратились в несколько повозок, запряжённых тощими клячами. Люди сидели на телегах и шли рядом, сгорбившись и волоча ноги по земле. Всего их было человек двадцать, не больше: мужчины со старым низкокачественным оружием, женщины с детьми с испуганными глазами и несколько стариков. Увидев нас, их небольшой караван замер, как стадо оленей, почуявшее хищника.

— Что делаем? — тихо спросил Иван.

— Пока ничего, — коротко ответил я.

Мы подъехали ближе. Люди были грязными и уставшими. Один из мужчин лет пятидесяти с обветренным лицом сделал пару шагов вперёд. Он не был самым крепким из них, но на его лице было два старых шрама.

— Добрые люди… — голос мужика был хриплым, простуженным, — вы что же, в Белоярск едете?

Я взглянул на Громова, и он едва заметно кивнул.

— Может, в Белоярск, — ответил я, — а может, и дальше в горы.

Мужик перед нами сглотнул. Его глаза метались от наших доспехов и оружия к лицам.

— Нельзя в горы-то, — прошептал он.

— Отчего же? — сказал я. — Мы из ордена.

По толпе беженцев побежал облегчённый шёпот. Одна из женщин сильнее прижала к себе ребёнка.

— Никак помощь прислали? — мужик снял с головы шапку и сжал её перед собой. — Только маловато вас.

— Для чего? — спросил я. — Рассказывай.

Мужик немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Деревня наша, Вешка, в предгорьях стояла. Жили, никого не трогали. Так к нам ночью пришли они. Без звука, словно тени.

Он тяжело сглотнул.

— Кошмары? — деловито спросил подъехавший ближе Олаф.

— Нет, — тут же покачал головой мужик. — Похожи на них. Как тени из камня и тьмы. От доспеха один ржавый след остаётся. Всё губят, всё.

Громов нахмурился и покачал головой.

— Звучит как кошмары, — прошептал Иван.

В общем, он был прав. Что бы там ни было в этих горах, отступать я не собирался. Хоть камень, хоть тени, хоть кошмары.

— Что у вас с припасами? — спросил Громов.

Мужик развёл руки в стороны.

— На день, чай, хватит.

Алёна ловко слезла с лошади и достала из сумок несколько краюх хлеба и ломоть вяленого мяса.

— Возьмите, — тихонько, но решительно произнесла она, протягивая еду беженцам.

Мужик без раздумья принял её дрожащими руками и забормотал бессвязные слова благодарности.

— Если пойдёте по тропе, выйдите к заброшенному хутору, — подсказал я мужику. — Переночуйте там, а дальше уже до Ярмута по тракту доберётесь. Скажите, что от ордена.

Несколько беженцев закивали, а мужик вообще поклонился.

Мы же собрались и двинулись дальше, оставляя за спиной караван, который поплёлся дальше по тропе. Фигуры людей быстро растворились вдалеке.

— Сентиментальность — это роскошь, которую мы не можем себе позволить, — заметил Соловьёв.

Алёна холодно посмотрела на него, отчего дворянин аж поёжился.

— Считай это платой, — ответил я, глядя на уходящую в горы тропу, — за информацию.

Я взглянул на Громова. Его лицо было мрачным. Он-то точно знал больше других.

— В Белоярске вам всё расскажу, — проговорил он, поймав мой взгляд.

Ещё через день пути пейзаж окончательно сменился на суровый. Лес и холмы исчезли, вокруг были только голые скалы и камни. На тропах не было видно ни признаков людей, ни брошенных хуторов, ни уж тем более живущих своей жизнью деревень. Только бесконечные серые громады Урала, нависающие над нами. И вот впереди, в узком горном проходе, я и увидел крепость.

Она не поражала размерами и располагалась как будто бы прямо на склоне горы. Это была целая глыба серого камня. Толстые и неровные стены повторяли изгибы утёса, а сторожевые башни напоминали продолжение естественных горных пиков. Всё в крепости кричало о том, что её строили не для красоты, а чтобы выстоять против того, что могло спуститься с негостеприимных вершин.

— Андрюх, — обратился к Громову Иван, рассматривая крепость с открытым от удивления ртом, — почему Белоярск? Она же, ну… серая.

Громов лишь цокнул языком.

— Белоярск — это древняя родовая крепость Громовых, — глухо произнёс он. — Назвали так потому, что снег на пиках белизной слепит. Ты что, всерьёз ожидал увидеть белокаменные стены? Не в Москве же…

Иван покачал головой. Ярослава усмехнулась себе под нос от этого разговора.

Я же выпустил Громова чуть вперёд, и отряд в итоге подъехал к массивным, окованным железом воротам. Над ними, на грубо отесанной каменной плите, был высечен герб: три горных пика и три звезды под ними.

Громов слегка засветился зелёной аурой, но стражники узнали его и без этого. Они поклонились Громову, а на отряд посмотрели с немым безразличием. Их лица были обветрены от порывов стихии.

Ворота заскрипели, заскрежетали и медленно открылись, и отряд оказался внутри. В Белоярске пахло дымом, влажным камнем и кожей. Дома вокруг были низкими и каменными, а улочки очень тесными. Всюду висели шкуры горных козлов и хищников, а у домов стояли бочки для дождевой воды.

Громов повёл нас вперёд. После шумного и делового Ярмута Белоярск казался удивительно тихим. Люди, попадавшиеся навстречу, были похожи на стражников — молчаливые и с сосредоточенными лицами.

Мы подъехали к самой крупной постройке — длинному, приземистому дому с толстыми стенами и высокой трубой, из которой валил дым. Лошадей у нас приняли конюхи, они же пообещали позаботиться о вещах.

Громов толкнул дверь и, как и положено, первым вошёл внутрь. Я вступил в дом вслед за ним. Внутри было сумрачно и прохладно. Я прошёл в главный зал. В его центре пылал очаг и отбрасывал тени на грубые деревянные скамьи и столы.

У очага, в большом кресле, высеченном прямо из камня, сидел мужчина лет шестидесяти, а может и больше. По его лицу, изборождённому глубокими морщинами, было трудно угадать возраст. Густые седые волосы были заплетены в несколько сложных кос, а в его пронзительных бледно-серых глазах светился лёд.

Громов сделал шаг вперёд и склонил голову.

— Дядя, я вернулся и привёл гостей — Подмастерьев из ордена.

Дядя Громова быстро взглянул на племянника, а затем посмотрел на нас. Его глаза взвесили каждого в отряде. Ивана и Ярославу он едва заметил, а вот на Соловьёве аж прищурился. Затем его взгляд скользнул по Алёне и вдруг остановился на Олафе, так и не