Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

Членистоногие подобны нашим насекомым, но большинство из них – крупные двукрылые создания, имеющие всего четыре ноги. Они немного напоминают летающих пауков и проникают повсюду. Некоторые кусаются. Потом они, вероятно, умирают от несварения, но для землян это слабое утешение.

Еще эта дымчатая атмосфера над головой, из-за которой Кеид выглядит как оранжевая клякса, когда ее видно. Чаще она за облаками, а ветер дует с северо-востока день и ночь, от пятнадцати до двадцати миль в час. Время от времени облако проливается дождем, но настоящих буйных штормов нет.

Вскоре я понял, что секретарь экспедиции, самый молодой ее участник, то есть Рой Ласкарис, это также мальчик на побегушках и чернорабочий. Мы пахали как проклятые, шлепая в сапогах с килограммом грязи на каждом; отскребали ее, и через пять минут она налипала снова.

Парочка самых больших животных, размером с крокодила, забрела в лагерь, и пришлось их пристрелить, чтобы они не сожрали нас своими треугольными пастями, обычными для всех позвоночных на Суоми. После этого мы поставили небольшой электрифицированный забор, чтобы отпугивать крупных позвоночных, которые могли быть опасными.

Уинтроп Фиш вносил свой вклад в работы по хозяйству и трудился, как бобер. В действительности он делал больше меня. Несмотря на свой бледный, нездоровый вид, он был силен как бык, а я был тощий, со слабой мускулатурой, хотя к третьей экспедиции довольно окреп.

Работа пошла на убыль после двенадцати дней, когда мы установили автоматическую аппаратуру. После этого ученые завалили меня своими записями, которые я должен был печатать и сортировать: листы с каракулями заметок, учетные карточки, слайды, этикетки и отчеты.

Все еще оставалось много грязной работы: готовка, уборка, закапывание образцов, которые разложились и стали бесполезны, и так далее. Мэй попытался пристроить к этому пилотов и инженеров, но они все оказались ленивыми или криворукими. В результате мы с Фишем делали большую часть работы. Фиш старался изо всех сил победить свою боязнь змей и добился того, что мог подобрать мертвую безногую амфмибию и закопать ее, хотя сначала при этом бледнел и дрожал. Сандер помогал бактериологу.

Пилоты и инженеры, все шестеро, держались отдельно от остальных членов экспедиции. Констант был естественным лидером этой группы, поскольку был самым большим и самым агрессивным. Их праздность никому не нравилась. Однажды вечером, во время ужина в главной палатке, Мэй, как обычно, спросил, кто что думает. Уинтроп Фиш выпалил:

– Смотрите, профессор, мы с Роем делаем как проклятые всю работу по хозяйству, а экипаж просиживает свои жирные задницы, играя по маленькой и пошучивая над нами. Я не против тяжелой работы, но ее следует распределять более… более справедливо, а? Я знаю, что вы босс, но, если я за все это плачу, я не должен делать всю грязную работу.

Он размахивал руками и брызгал слюной, пока произносил эту тираду.

Весь экипаж начал говорить одновременно, каждый бахвалился какой-нибудь работой, что он сделал за пару дней до этого. Хэрри Констант зевнул, почесал череп и сказал:

– Ясное дело, мы работали. Он просто не знает, что происходит. Он ходит и бормочет себе под нос…

Тут вклинился маленький доктор Сандер, который обычно вел себя так тихо, что его просто не замечали:

– Довольно, Хэрри!

– Почему? – спросил Констант с невинным видом.

– Ну… э-э-э… – пробормотал Сэндер.

– Сейчас мы это утрясем, – сказал Мэй. – Никаких азартных или других игр в рабочее время.

Экипаж застонал. Констант сказал:

– А, черт! В такой скукотище я еще не бывал. Ни дамочек, ни выпивки, не покурить из-за атмосферных фильтров, а теперь еще и в карты не поиграть. Боже! Каким же ты ханжой оказался. – Он поднялся и натянул колпак на голову. – Пошли наружу и послушаем кваканье лягушек, парни! Больше заняться нечем.

На некоторое время обстановка разрядилась. Экипаж работал больше, так что Уинтроп Фиш и я продвинулись с нашей работой и однажды оказалось, что нам нечего делать, пока ученые не наберут новых образцов. Фиш сказал мне за завтраком:

– Рой, старина, пойдем сегодня немного поохотимся, что скажешь, а? С тех пор, как мы прибыли, я ни одного выстрела еще не сделал. Давай возьмем дробовик для отстрела образцов и винтовку, на случай если наткнемся на этих нопредасов. Что скажешь, а?

Он хлопнул меня по спине.

– Эй, вы, будьте осторожнее. Тут легко заблудиться, – сказал Мэй. – Вот вам набросок карты, и не уходите за пределы видимости флага.

Мы вывесили американский флаг на вершине телескопического алюминиевого флагштока, не только из патриотизма, но и в качестве ориентира. В этом плоском ландшафте его было видно издалека, если найдешь дерево, на которое можно вскарабкаться без опасения, что оно под твоей тяжестью сломается и сбросит тебя в трясину.

– Слушайте, профессор, а не дадите ли нам пару этих фосфорных бомбочек на случай, если встретим нопредасов? – спросил Фиш. – Что скажете, а?

– Нет, – ответил Мэй. – Если встретите, вы сможете убежать от них. Гранаты пригодятся, если колонна направится к лагерю.

Итак, мы с Фишем взяли ружья и отправились, надев пластиковые капюшоны на головы, а сумки для сбора образцов на спину. Скоро я понял, почему нам не стоило волноваться о том, чтобы выйти за пределы видимости флага. Во-первых, если ты утопаешь по щиколотки в грязи, то идешь не очень быстро. Во-вторых, земля была так изрезана прудами, что приходилось покрывать тройное расстояние, вместо того чтобы дойти куда-то по прямой. И то, что гравитация здесь примерно на три процента меньше земной, не очень-то помогало.

Мы прошли по перешейку перед лагерем и продолжили идти по обширному болоту за ним. Это болото было частью бассейна реки Биби, в которую стекала вода из озер. Но Биби течет так медленно и делится на такое количество рукавов, заводей и топей, что невозможно сказать, в какую сторону она течет, если нет карты.

И наконец, этот короткий день дурачит тебя, даже после того, как вроде к нему привык. Мы поспешили домой, наполнив сумки только наполовину, чтобы ночь не застала нас на болоте.

Кроме отстрела некоторых мелких экземпляров из дробовика, ничего особенного на этой маленькой охоте не случилось. Зато я смог лучше разобраться в характере Уинтропа Фиша. Он много говорил, но, поскольку мы оба надели колпаки, плеваться слюной он не мог. Я узнал, что Фиш так и не закончил средней школы, но он оказался начитанным, особенно в литературе о природе, охоте и естественной истории.

Проблема была в том, что он не мог осмыслить