Злейшие пороки - Хлоя Гонг

Он устал сражаться с ней. Как бы истошно ни вопили сирены, предупреждая, что его ударит током, если он схватится за оголенный провод, он готов принять последствия своей самонадеянной веры, что он станет другим, что одного намерения достаточно, чтобы изменить его жизненный путь – в отличие от всех прочих смертных, посмевших желать слишком многого. Антон делает выдох, тычется лбом в ложбинку между шеей и плечом Каллы и, чувствуя себя в этот миг в безопасности, плюет под ноги богов. Он опрокидывает Каллу на спину, прижимает ее поднятые над головой руки к тюфяку, и, когда она позволяет ему это, когда он видит, как она податлива и послушна, он отказывается от всех шансов выйти из этого положения безнаказанным.

– Не забудь, – шепчет Калла так тихо, что Антону приходится напрячь слух, – мы уезжаем до рассвета.

Он чуть не смеется:

– Хочешь сказать, тебе нужен отдых?

Калла хмурится. Она делает движение бедрами, и Антон с трудом удерживается, чтобы не застонать. Высвободив одну руку, она проводит вниз по его животу, потом вдоль пояса.

– Калла.

– Да? – Ее голос звучит напевно. Это не призыв отозваться, не просьба пояснить. Это требование: ответь тем же.

– Да. Ты…

Что бы он ни собирался произнести дальше, его слова тонут в прерывистом вздохе, когда она тянет вниз его молнию.

– Замка на двери нет, – шепчет она ему на ухо. – Если собираешься убить меня, сделай это тихо и спрячь тело, прежде чем хозяева харчевни позовут солдат.

– Я сделаю это очень тихо. – Он так затвердел, что испытывает ощущения на грани боли. Калла делает это нарочно, вместе с язычком молнии тянет каждую секунду. Он выдерживает лишь до половины, а потом отпускает и другую ее руку и расстегивается сам. – Но быстроты не обещаю.

– Обидно. – Она смотрит на дверь, притворяясь, будто не обращает внимания на то, как он сдергивает с нее штаны, оставляя их болтаться на уровне колен. – Нас застукают, а я едва успела узнать тебя таким…

Он проскальзывает в нее. Их судорожные вдохи сливаются, Калла разом переводит на него взгляд, на месте притворной сдержанности вспыхивает жажда.

– Не волнуйся. – Она пахнет безупречным металлом. Ощущается под его руками как оружие, сотворенное из плоти и крови, то, что будет снова и снова звать его на бой, пока не принесет его жизнь в жертву. – К тому времени, как все закончится, ты будешь прекрасно знать меня.

Его губы завладевают всем, до чего могут дотянуться, – ее ртом, ее шеей, ее грудью. В этом есть нечто такое, что избавляет его от последних нескольких дней, проведенных в безмолвии, в ожидании, когда что-то разразится во время их бессловесного путешествия. Она закаляет его, как учения перед боем, обозначает их общий наступательный потенциал. Он чувствует, как нарастает ее возбуждение, когда она силится выпрямить ноги под ним, и он приглаживает ладонями ее волосы, удерживает ее на месте, когда она стонет ему в рот и надолго замирает.

– Вот и все, – шепчет он.

Она выдыхает. Выгибается под ним дугой, вонзает пальцы ему в плечи.

– Что бы ты там ни думал, – сбивчиво шепчет она, – ты – мой якорь в этом мире. Прости, что бросила тебя на произвол судьбы. Ведь я думала, что предаю земле нас обоих.

Эти слова оказывают на него странное воздействие. Антон делает вдох, уткнувшись лицом в ее лицо, а когда все заканчивается, то ему кажется, что между ними пульсирует как уйма возможностей целый мир, и королевство, и бескрайние моря за ним.

– Теперь я у тебя есть, – просто говорит он.

Глава 31

За час до рассвета, когда они собираются уезжать, в провинции Акция все еще стоит собачий холод.

– Что-то тут не так, – клацая зубами, выговаривает Калла. Без перчаток у нее коченеют пальцы. Едва коснувшись ботинками земли, она сует руки в карманы.

Антон приземляется с кряхтеньем. Не желая лишний раз привлекать к себе внимание, они покидают свою комнату на втором этаже, выскочив в окно, через подоконник которого Антон перебирается далеко не так грациозно, как его спутница.

– Пожалуй, времени, чтобы украсть пальто перед отъездом, у нас нет.

Калла в любом случае сомневается, что в Акции достаточно жителей, у которых имеются пальто, а если таковые и найдутся, красть у них она не намерена. Это не то же самое, что стащить пару ломтиков жареного таро.

– В пути согреемся, – говорит она. Небо низко нависает над ними, серое с примесью черноты – и оскорбленное наступлением дня, и сопротивляющееся ему. Насколько понимает Калла, ночью массовых убийств не случилось. Внезапный холод пришел один, без нападений, не то что в Жиньцуне.

– О чем задумалась?

Антон задает вопрос словно невзначай. В ответ Калла протягивает руку и приглаживает ему волосы. Она считает, что ее мысли ему незачем знать, а то распухнет и без того крупная голова, но это тело идет ему больше всех. Его непринужденное проворство, крепкая челюсть. В таком виде он очень напоминает себя внутреннего: одновременно и стойкого воина на службе королевству, и мятежного аристократа, которому не следовало бы давать в руки оружие. Антон Макуса в своем родном теле повзрослел удачно, гораздо лучше некоторых сосудов, которым свойствен слишком длительный застой. Он смотрит, как Калла изучает его, задерживает на ней взгляд, и, когда она поднимает глаза и смотрит ему в лицо, он не отворачивается.

– А о чем задумался ты?

Ее вопрос звучит так, будто она к чему-то клонит.

Антон прерывает их поединок взглядов, чтобы оглянуться через плечо, словно кто-то может их преследовать. Вокруг полная тишина. Они стараются не шуметь, выбирают боковые улочки, избегая главных дорог деревни. Оставить следы в грязи, невольно помогая любому, кто захочет последовать за ними, слишком легко.

– О том телефонном разговоре, когда ты спрашивала своих фрейлин о Синоа Толэйми.

Калла замирает:

– Ты уже слышал это имя?

– Я не сразу вспомнил, почему оно показалось мне знакомым, но да, слышал. У Отты была книга, где на первой странице значилось: «Собственность Синоа Толэйми». Эту книгу она уничтожила много лет назад. Я сам видел, как она бросила ее в камин после ссоры с Августом.

Невероятно. Незадолго до войны существовала принцесса из рода Толэйми, а в истории не сохранилось о ней никаких упоминаний. Как могли единственным свидетельством ее существования быть лишь книга, которая попала к Отте… и галлюцинации Каллы?

– Странно, – говорит Калла.

Антон бросает на нее взгляд. Дойдя до внутреннего двора ямыня Акции, они останавливаются, прислушиваются,