Великая Река: Долгое лето - Токацин

- Бездна… - выдохнул Речник, просунув щепку в единственную приоткрытую щель – видно, тут два камня не сплавились как следует, и в броне образовалась брешь. – Хаэй! Ящерки!

- Не думаю, что они тебя поймут, - Нецис отодвинул его от холма. – Холод и усталость плохо влияют на их разум. Та-а… Ты нашёл одну щель в головном холме. Это превосходно. А если ты твёрдо намерен войти в холм…

- Само собой! Я что, любоваться сюда приехал?! – фыркнул Речник. – Но что толку нам от этой щели?! Мне туда и руку не просунуть. Да и ты мышью не пролезешь…

- Та-а… Си-меннэль, - покачал головой колдун и задумчиво усмехнулся. – Но тебя это не остановит, Фрисс.

Он снял с плеча прилипшую канзису – медуза упала с какого-то растения, поваленного грязевой волной – и сунул в пустую фляжку.

- Теперь мне нужен колодезный мох и пара чистых колб – или, в крайнем случае, плошек. И пять-шесть капель твоей крови, Фрисс. Надеюсь, я ничего не перепутал, с алхимией я не в ладах с детства…

Токатль, уложенный под навесом, прикинулся столом, и Нецис возился с плошками и стеклянными палочками, расставив посуду на броне голема. Фрисс заглянул через плечо мага – садиться рядом он не хотел, немигающий взгляд черепов токатля смущал его. С другой стороны на работу чародея настороженно смотрели Гелин и Алсаг, хесский кот забрался на загривок Иджлана, и тот не возражал.

«Тухлятиной пахнет… Зря он, наверное, на нежить всё это поставил!» - Речник посмотрел на серо-зелёное месиво в плошке и поморщился. Некромант, не обращая внимания ни на что вокруг, помешивал палочкой в чашке и вылавливал остатки воздушной медузы. Две плошки, вымазанные жгучей слизью и чем-то тухлым, он небрежно отодвинул прочь. Фрисс подумал, что проще будет купить для Шайи Тханьи новую посуду, чем отмывать эту.

- Фрисс, пора, - колдун отложил палочку и уступил Речнику место у неживого «стола».

- Куда капать? – деловито спросил Фрисс, закатывая рукав.

- Прямо в смесь, - кивнул на чашку Некромант. Такой взгляд Речник видел ранее – у Гедимина, собирающего из груды обломков удивительную летающую машину…

Капля крови упала в зелёную слизь. Та слегка задымилась, запах тухлятины стал отчётливее. Теперь Фрисс мог бы наверняка сказать, что протухло. Это была рыба.

- Хватит, - маг плюхнулся на землю, оттолкнул Речника и сжал чашку в ладонях. Над темнеющей слизью поднялись золотые языки пламени. От вони Фрисс закашлялся, оба демона попятились, с соседнего дерева с испуганным писком взмыли летающие ящерки-отии.

- Удивительно, - прошептал Некромант, перемешивая остатки зелья. – Видно, некоторые вещи не забываются… Оно готово, Фрисс. А ты?

…Солнце уже спустилось к горизонту. Холмы недалеко продвинулись за день – может, на двадцать или двадцать пять шагов. Токатль осторожно подбирался к их «вожаку». Фрисс с тоской смотрел на чашку с вонючим зельем.

- Нецис, а может, намазать им скафандр? – с надеждой спросил он. – Что я там буду делать без защиты и оружия?

- Ты вроде бы не собирался никого убивать, - напомнил маг, скрывая усмешку. – Нет, на доспехи оно не подействует. Раздевайся и пей, сколько сможешь, остатки разотри по телу.

«От этой дряни потом отмываться, как от ирренция,» - стиснул зубы Речник. «Сюда бы ведро меи – может, она отобьёт вонь?»

Вкус у зелья был не такой мерзкий – не то водорослей, не то сырых листьев Зелы… Размазывая зелёную слизь по коже, Речник выискивал взглядом трещину в холме. Саламандры, видимо, не замечали её, или так устали, что им было не до латания дырок в броне.

Холмы снова зашевелились, голем отплыл от них подальше. Подземные существа упорно двигались к цели, какой бы она ни была. До окраины Тальхумовых полей им оставалось немного, а там начинались хижины застенья…

Что-то потекло по лбу Речника, он хотел утереться – и отдёрнул руку. Посеревшая кожа блестела и сочилась слизью. Фрисса передёрнуло.

- Что же, превращение завершается, - усмехнулся Некромант и с неожиданной силой стиснул запястье Речника. Мягкая податливая плоть проступила меж пальцев, Фрисс ждал боли и хруста сломанных костей, но чувствовал лишь холод и щекотку.

- Отныне и до утра, Фрисс, ты медуза, - улыбка у Нециса получилась кривой. – Действуй.

Он отпустил Речника и сел на спину голема. Фрисс нерешительно переступил с ноги на ногу, удивляясь, что слизистые конечности ещё держат его, и просунул ладонь в узкую щель на склоне холма. Рука протекла в пролом беспрепятственно и наткнулась на пустоту.

«Так вот что чувствуют сарматы, когда становятся эа-формой…» - думал Речник, просачиваясь сквозь камни и плюхаясь на что-то твёрдое с той стороны. Его тело сейчас выглядело как большой белесый ком с отрастающими и втягивающимися ложноножками. Он уже не понимал, где у него что… по крайней мере, глаза остались на месте!

Кажется, зелье обострило его зрение. Свет, сочащийся сквозь узенький пролом, заливал всю пещеру до последнего уголка. Фрисс видел груду пятнистых яиц в огромной чаше из цельного валуна, сплавившиеся камни над головой и под ногами и десятки ящериц со всех сторон. Чёрные Саламандры были невелики – локоть или два в длину, яркие пятна на их коже казались раскалёнными, но жара они не излучали. В пещере было холодно, только из одной щели как будто сочилось тепло…

Фрисс подполз к тёплой стене. Слизистая конечность прикоснулась к застывшей пемзе – тут не было твёрдого камня, только непрочный «скрепляющий раствор». Речник ударил по нему всем телом. Что-то мерцающее вырвалось навстречу и закружилось под сводами пещеры.

«Да’анчи?! Тьфу ты, мерзость…» - Речник с изумлением глядел на рой кровавых личинок, удирающий из пролома и тут же ускользающий прочь из холма. Из нового пролома струился багряный свет и шёл жар. Фрисс доломал хрупкую стенку и увидел глыбу мутного стекла. Внутри неё слабо светилась чёрная с багряными прожилками кей-руда, а рядом с рудой вспыхивал тревожной зеленью серо-прозрачный сингит. «Ну вот! И здесь нарвался на облучение…» - Фрисс с ненавистью посмотрел на ирренциевую руду. «Это что, южная стена холма? Тут оно лежало…»

Его ложноножки сомкнулись на куске стекла, и глыба утонула в вязком теле. Она была очень горячей, и Фрисс оттолкнул её, подняв на вытянутых щупальцах. Саламандры всё ещё спали,