Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

пали, а потому никто не воспользовался мгновением слабости, когда Цубаса принялся лихорадочно осматриваться, жадно выискивая среди тел и разрушений Аямэ и не находя ее. Он взлетел, едва увернувшись от огромного сикигами-дракона Йосинори, в надежде, что так отыскать ее будет легче, и это помогло.

Изломанное, окровавленное тело лежало среди развороченной улицы совсем рядом с обезглавленным Хитоси, и Цубаса бросился к Аямэ так быстро, как мог. Глаза Аямэ под полуопущенными веками бесцельно перескакивали с одного предмета на другой, но вряд ли что-то видели, грудь едва вздымалась, а дыхание стало рваным и поверхностным.

– Аямэ! – отчаянно, с надрывом позвал Цубаса и мог поклясться, что она попыталась отозваться, – ресницы дрогнули, губы шевельнулись в попытке что-то сказать, но не проронили ни слова.

Отчаяние и ярость смешались внутри него подобно слившимся воедино рекам, которые невозможно разъединить. Ему стало плевать на все: на развернувшееся за его спиной сражение против бога, на обязанности, которые он должен выполнять, на самого себя. В нем осталось горе, заполонившее Цубасу без остатка, и гнев, пожирающий душу.

Прижимая к себе изувеченную, хрупкую Аямэ, он делился с ней собственной энергией, но та почти не задерживалась – слишком израненным оказалось тело, да и сама Аямэ истратила больше сил, чем могла.

Быстро он осмотрел место сражения, оценивая, насколько ей пришлось выложиться в битве. Повсюду виднелись брызги крови и следы битвы как между людьми, так и между их сикигами. Аямэ все еще касалась пальцами выроненного вакидзаси. Хитоси, павший от ее руки, – в этом Цубаса не сомневался – лежал напротив. И все выглядело так, будто они убили друг друга, вот только Цубаса не верил в это. Аямэ не могла пасть, не так. Она могла пожертвовать своим здоровьем, на что указывала глубокая рана на плече, но не собственной жизнью.

Сорвав маску, он прищурился, пытаясь уловить витки смерти. В городе, где погибли почти все жители, это оказалось сделать сложнее, но глаз Аматэрасу помогал увидеть дымку смерти и как она оседает на том, кто забрал чью-то жизнь.

Дым тянулся от руки Аямэ к Хитоси, подтверждая, что именно она лишила его жизни, но вот ее связь со своим убийцей едва прослеживалась – Аямэ еще не умерла. Цубаса до боли в глазах всматривался в тянущуюся куда-то вдаль нить и чувствовал, как закипает кровь.

Крик вырвался из него быстрее, чем Цубаса осознал, что делает, и на зов в небе тотчас отозвались вороны, а рядом неслышно появилась тень. На нее он отреагировал мгновенно. Бережно уложил Аямэ и тут же набросился на подошедшего, но замер в последний миг. Такуми смотрел не на него или кинжал у собственного сердца, а потрясенно уставился на Аямэ, явно не веря в ее гибель.

– Кто?.. – прошептал он и вскинул голову, требовательно всматриваясь в Цубасу.

Он хотел бы что-то ответить, но не мог сказать ни слова. Он не знал… Но вот-вот узнает.

Вороны продолжали метаться по небу мрачными предвестниками смерти, высматривая виновника, и их молчание настораживало больше жуткого карканья, с которым они кружили над телами павших на полях сражений. Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался крик сперва одного ворона, после второго, хотя на деле прошло не более трех ударов сердца.

– Позаботься о ней. – Цубаса диким взглядом впился в Такуми, дождался его кивка и бросился к воронам, что окружили Сайто Рёту.

Сикигами защищали своего хозяина отчаянно и преданно, как и полагалось духам, и Цубаса был им благодарен – он намеревался лично разобраться с тем, кто попытался убить его Аямэ.

Первый из пяти сикигами пал от руки Цубасы мгновенно. Волк, чуть меньший размером, но в остальном почти такой же, как у Аямэ, – и именно схожесть даровала ему легкую кончину – с коротким визгом растворился в воздухе без возможности восстановиться и дальше оберегать своего господина. Рёта мгновенно вскинул голову, ощущая утрату сикигами, и безошибочно столкнулся взглядом с Цубасой.

Вороны, громко крича, взмыли вверх, больше не пытаясь атаковать. Подобно грозовым тучам, они кружили над землей в ожидании первой крови, и Цубаса разделял жажду своих птиц увидеть смерть того, кто желал навредить Аямэ. На мгновение ему почудилось, что он вернулся в Ёми и прислуживает Идзанами. Нос заполнил запах гнили и сладости, перед глазами все расплывалось, и четкой оставалась лишь цель, а тело двигалось скорее бесконтрольно, но с одним намерением – убить Рёту.

– Что ж… – недовольно проворчал Рёта, но в голосе его слышалось не раздражение, а некое смирение. – Значит, сегодня все же придется исполнить долг и убить ёкая.

Цубаса не ответил, предпочтя поднять танто. Когда-то он поклялся Аматэрасу-сама, что больше не убьет человека, но – да простит его богиня – сейчас перед ним стоял не человек. Аямэ тревожилась, что ей придется собственноручно убить родственника, хоть и не показывала этого, Рёта явно не колебался ни мгновения, когда поднял свой меч.

Движения его могли показаться умелыми, даже идеальными, но не для закаленного боями Цубасы. В отличие от Аямэ, Рёта двигался медленно и грузно, каждый шаг был тяжелым и нерешительным. Катану он держал крепко, вцепившись в нее мертвой хваткой, и напряжение в руках не позволяло легко обращаться с клинком. Атаки и вовсе выглядели жалко – топорные, излишне прямые, не оставляющие пространства для маневра.

Гнев разгорелся с новой силой. Не будь Аямэ измотана сражением с Хитоси, никогда бы не позволила такому ничтожеству даже подойти к себе. Она была способной, талантливой, в то время как Рёта оказался не более чем посредственным воином, коих в мире полно, и умри один из них, на его место тут же станет другой.

Их клинки скрестились в миг, когда Цубаса ощутил, как его с Аямэ связь становится сильнее и крепче. Тянущаяся от Рёты дымка смерти таяла, подтверждая, что жизни Аямэ больше ничего не угрожает. Он не знал причины, не хотел знать, не сейчас, предпочтя сосредоточиться на сражении, что не продлится долго.

Катана в руках Рёты все еще выглядела неестественно и неуместно. Уворачиваться от нее было даже слишком просто. Цубаса отступил от одного удара, сделав шаг назад, уклонился от второго, лишь слегка развернувшись; третий удар, занесенный по широкой дуге и наверняка рассекший не одного ёкая, просвистел под ногами, когда Цубаса избежал его, легко взмыв в воздух.

– Сражайся честно, ёкай! – Рёта не выглядел злым, скорее раздраженным.

– Тебе ли говорить о чести?

Выжившие сикигами-собаки бросились на Цубасу, клацая зубами и рыча, но никак не могли дотянуться до него. В отличие от Аямэ, переполненной ки и способной легко контролировать духов, воплотившихся в разных зверей, да еще и управлять энергией так, чтобы сикигами вырастали до огромных размеров, Рёта явно не мог похвастаться большими запасами сил, а потому и сосредоточился на создании сикигами, которые были идеальными копиями друг друга и которыми он управлял в совершенстве. Рёта не рисковал, как делали многие, и именно по этой причине смог стать одним из сильнейших среди Сайто в их поколении.

Цубаса вспомнил слова Аямэ с легкой досадой. Парень оказался неплох, но один из лучших в клане?

Ему пришлось поунять степень недоверия, когда Рёта напал на него со спины, ловко воспользовавшись сикигами. Словно по ступеням, он взбежал по их спинам и рубящим движением атаковал Цубасу, которому пришлось отступить. Паршивец брал не силой, а стратегией, несколько запоздало осознал Цубаса, уворачиваясь от собачьей пасти, что едва не вцепилась ему в руку. Рёта действительно слишком хорошо контролировал своих духов. Они работали как единое целое, и – Цубаса признал – с таким противником приходилось считаться.

Его окружили. Цубаса вертелся на месте, направляя ки в крылья и обращая их в острые лезвия, но потерявший одного духа Рёта больше не мог позволить себе лишиться еще сикигами. Стоило крыльям оказаться в опасной близости от духа, как тот растворялся в тумане обратного призыва, чтобы вновь появиться на прежнем месте и готовиться к атаке, когда опасность миновала.

«Сражайся не с сикигами, а с тем, кто его призвал». Старое правило, о котором Цубаса не вспоминал долгие годы, всплыло в памяти, и он, взлетев, бросился на Рёту.

Его встретил клинок, а не удаляющаяся спина. Сталь запела, взгляды столкнулись – наполненные ненавистью, гневом, отчаянием и таящейся в глубине надеждой.