Безумный барон - Виктор Гросов

был не криком, а шепотом, отчаянной молитвой атеиста. — Забудь про силу. Мне не нужна мощь. Мне нужен шум. Информационный мусор. Сгенерируй импульс, лишенный всякой логики, всякой структуры. Чистый, незамутненный хаос.

— Концепция «хаос» не определена, — бесстрастно отозвался меч. — Требуется уточнение параметров.

«Что есть „безумие“?» — тут же с детским любопытством добавила она.

— Да нет у него параметров! — прорычал я в ответ, чувствуя, как драгоценные секунды утекают. — Просто… сломай все! Возьми все известные тебе руны, все схемы, все потоки и перемешай их! Как ребенок, который ломает игрушку, чтобы посмотреть, что внутри!

Я подскочил к Елисею, который сидел на земле, белый как полотно, и тряс его за плечо.

— Еще раз! — заорал я ему в ухо. — Мне нужен твой канал! Твой мост! Только теперь не заклинание! Просто открой поток! Пустой! Как трубу!

Елисей, уже ничего не соображая, на чистом автоматизме, подчинился. Он из последних сил вытянул руку, и от нее к световому столбу Валериуса протянулась тонкая, дрожащая нить чистой, неструктурированной маны. Моя магистраль была готова.

Я положил ладонь на рукоять Искры.

— Давай! Прямо по этому каналу! В самое сердце! Зарази его!

И я почувствовал, как меч откликнулся. Он не выстрелил. Он выдохнул. Из его лезвия вырвался не свет, не энергия, а нечто невидимое, неощутимое. Это был сгусток чистого безумия, квинтэссенция ошибки, «синий экран смерти» для магической реальности. Этот «вирус» скользнул по лучу света, как по оптоволокну, и врезался в пульсирующее багровое ядро «Пепельного Генерала».

Тварь, жадно поглощавшая свет Инквизитора, проглотила и мой «подарок». И подавилась.

Я увидел это не глазами, а каким-то внутренним чутьем. Ее система, основанная на простом принципе «поглотить и ассимилировать», столкнулась с чем-то, что не имело ни структуры, ни логики. Она не могла это переварить. Не могла это аннигилировать. Хаос, попав в ее ядро, начал разрушать его изнутри. Это была цепная реакция.

Монстр замер. Его клубящаяся масса перестала колыхаться. Потом его начало трясти, как в лихорадке. Он не взорвался. Он… сдулся. Как проколотый воздушный шарик. С тихим, почти жалким шипением, огромная фигура опала, превратившись в гору инертного, безжизненного пепла. На поле боя воцарилась оглушительная тишина.

И в эту тишину я услышал хруст собственных костей.

Цена за этот гениальный ход пришла немедленно. Пропустив через себя, через Искру, этот концентрированный сгусток анти-логики, я нарушил что-то в самом себе. Ледяная, колючая пустота, которую я использовал как оружие, ударила рикошетом. Я почувствовал, как она проникает в меня, не как враг, а как… недостающий фрагмент. Как будто в моей душе была дыра, и эта пустота идеально в нее вписалась.

Я рухнул на колени. Из носа, из ушей хлынула горячая, густая кровь. Мир перед глазами на мгновение подернулся красной пеленой, а потом погас. И в этой темноте, в абсолютной тишине собственного разума, я услышал его. Не голос Искры. Другой. Тихий, вкрадчивый, древний, как сама вселенная, шепот. Он не предлагал. Он констатировал.

«Ты заглянул в бездну. И бездна узнала своего. Прими дар, дитя пустоты. Стань тем, кем должен быть».

Шепот в голове стих так же внезапно, как и появился, оставив после себя лишь звенящую пустоту и привкус крови во рту. Я с трудом разлепил веки. Мир вернулся — мутный, расплывчатый, качающийся, как палуба во время шторма. Первое, что я увидел, — это лицо Елисея, белое, как свежевыпавший снег, и полное такого ужаса, будто он только что заглянул в преисподнюю. Он что-то кричал, но я не слышал слов, только гул в ушах.

Я кое-как поднялся на ноги, шатаясь, как пьяный. Тело было чужим, ватным, но внутри, там, где раньше была лишь усталость, теперь поселился странный, звенящий холод. Я посмотрел на свои руки. Они не изменились. Но я знал — я изменился. Та «инъекция хаоса», которую я всадил в монстра, оставила свой след и во мне. Я теперь не просто носитель Искры. Я сам стал немного… пустым.

Вокруг царила тишина. Гробовая, неестественная. Битва закончилась. «Пепельный Генерал» превратился в гору инертной пыли. Тени, лишившись своего предводителя, рассеялись, как утренний туман. Мы победили.

Я обвел взглядом поле боя. Лица. На них была написана целая гамма чувств. Кривозубов и его люди смотрели на меня с благодарностью, которая была густо замешана на суеверном ужасе. Я спас их, но они видели, какой ценой. Орловцы, сбившись в кучу, сверлили меня взглядами, полными чистой, незамутненной ненависти. Я не просто победил их — я унизил их, показав, что их сила ничтожна перед лицом настоящего хаоса. А Легат Голицын… О, этот прагматик до мозга костей смотрел на меня, как на только что найденный, неизвестный науке, но явно радиоактивный элемент. Со смесью страха, расчета и жгучего, почти научного любопытства. Он видел во мне не человека, а фактор, переменную, которая только что сломала все его уравнения.

Но все это было неважно. Потому что я увидел его.

Валериус стоял посреди выжженного круга, где только что бушевала тьма. Живой. Истощенный до предела, едва держащийся на ногах, но живой. Его белая световая аура погасла, но черная ряса была невредима. Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. И я понял, что спас своего злейшего врага. В его глазах больше не было огня фанатика. Там был лед. Лед абсолютного, кристаллизованного ужаса и ненависти, основанной на понимании. Он, находясь в эпицентре, почувствовал природу моей силы. Он понял, что я не просто использовал запретную магию. Я и был ею.

Он сделал несколько шатких шагов в мою сторону. Его рука потянулась не к мечу, а к своему инквизиторскому символу — серебряным весам, висевшим на груди.

— Во имя Единого… — его голос был хриплым, надтреснутым, как у старика, но в нем звенела сталь. — Я видел твою душу, отступник! Ты не просто чернокнижник! Ты — сама Пустота! Ты — Врата, через которые эта скверна пришла в наш мир!

Он не нападал. Он делал нечто куда более страшное. Он начал читать молитву. Слова на древнем, гортанном языке полились из его уст, и я почувствовал, как воздух вокруг меня уплотняется, становится тяжелым, давящим. Это был ритуал «Великого Отлучения». Он пытался на глазах у всех объявить меня врагом богов и людей, вырвать меня из самой ткани этого мира, сделать изгоем, которого может убить любой без страха и упрека.

Именно в этот момент Легат Голицын, который до этого молча наблюдал за