Штурмовик из будущего-4 - Дмитрий Валерьевич Политов

— Благодарю, товарищ генерал, мне и в своем полку неплохо, — отказался Дивин.

— Да? Ну смотри, майор, смотри. — И, посерьезнев, перешел к делу. — Я получил разрешение от командарма на твой полет. Наш план операции утвержден. Командарм внес кое-какие замечания, но ничего серьезного. Так, поправил по деталям обеспечения секретности полета и обеспечению твоей безопасности.

— А говорите, ничего серьезного, — укоризненно покачал головой экспат. — Я, знаете ли, на тот свет не тороплюсь.

— Боишься? — прищурился генерал.

— Боюсь, — кивнул Григорий. И, заметив, как поползли вверх брови Савицкого в непритворном изумлении, добавил с грустной улыбкой. — Знаете, я искренне убежден в том, что людей, которым неведом страх, в природе не существует.

— Поясни!

— Пожалуйста. У каждого имеется свой собственный страх. Страх, что приходится преодолевать не раз и не два, а каждый день. И так всю жизнь. Но зато, если ты не пасуешь перед ним, то с каждым разом сделать это все легче и легче. Например, здесь — на фронте — мы сталкиваемся со всевозможными опасностями. Порой, смертельными. И привыкнуть к ним нельзя. Да и не нужно, наверное. Но можно получить уверенность в том, что с этими опасностями справишься! И вот к такой уверенности можно и нужно привыкнуть. Потому что именно она позволяет нам выполнять свой долг.

— Любопытно, — задумался Савицкий. — Знаешь, что-то в твоих словах есть. Что-то дельное. Ну да ладно, обдумаю как-нибудь на досуге. А сейчас давай еще раз пройдемся по всем этапам полета. Пошли в штаб.

Обсуждение затянулось почти на два часа. Дивин дотошно копался во всех деталях, пытаясь максимально проработать разведывательный полет. Генерал, на удивление, отнесся к его действиям с пониманием. И даже осадил начштаба корпуса, когда тот попытался обвинить летчика в излишней перестраховке.

— У гитлеровцев свои привычки, свои порядки, своя манера поведения в воздухе, — жестко сказал Савицкий, глядя исподлобья на разом вспотевшего полковника. — Мы о них мало что знаем и запросто можем спалиться. Раскусят майора на какой-нибудь ерунде и сожгут к чертовой матери. Одна надежда, что фрицы не смогут даже представить себе, что наш летчик может в открытую, днем, летать у них над головой не скрываясь. Кто способен на подобную дерзость? Главное, чтобы Дивин не допустил какого-нибудь грубого просчета и не выдал себя.

— Куртка, шлем, очки, — сказал экспат. — Куртка еще сойдет — они у всех летунов похожи. Но вот шлемофон и очки у фашистов другие. У меня были трофейные, я точно знаю.

— Это на тебе, разведка, — отрывисто бросил генерал Тоносяну, что скромно притулился в углу. Тот понятливо кивнул и сделал пометку в своем рабочем блокноте. — Шарф еще шелковый ему раздобудь. Да побольше, пофорсистее! Гансы страсть как любят роскошными шелковыми шарфами шикануть.

— Ну, это у «гороха зеленого» такие манеры. У нормального летчика шарф для того, чтоб шею в бою не натирать, — усмехнулся экспат.

— Вот-вот, именно! Ладно, поехали дальше. Что у нас на очереди?

— «Горка», я — «Пятый». Вижу самолеты противника. Десять «худых». Начинаю работать по плану! — доклад ведомого комкора, капитана Самойлова, поступил неожиданно. Григорий как раз сидел в кабине «своего» Ме-109 и откровенно скучал. И потому мгновенно отреагировал на это сообщение — подал сигнал к взлету летчикам-истребителям, что также, как и он, находились в боевой готовности.

— Начали, — скомандовал сам себе Дивин, захлопывая колпак. — Надо бы успеть до захода солнца.

До Сак долетел в компании «яков». Как и договаривались. Ведущий «маленьких» приветливо качнул самолет с крыла на крыло и «ястребки» красиво ушли в набор высоты, прячась в облака. А экспат, напротив, отдал ручку от себя и кинул «мессер» в пике. Выровнял над волнами и, сверившись с приборами, устремился к намеченной точке, где следовало произвести разворот. Скорость на столь малой высоте воспринималась несколько иначе. Да и чувство собственной беспомощности от того, что летит один одинешенек, без прикрытия боевых товарищей, несколько давила. Отпустило немного только когда «худой» достиг вражеской территории. Вот здесь экспат решительно набрал высоту метров в сто пятьдесят и принялся деловито кружить над Севастополем и его бухтой.

Бросилось в глаза огромное количество артиллерии. Пушки, минометы, зенитные орудия — количество их неприятно поражало. Бесчисленные батареи стояли, что называется, под каждым кустом. Немудрено — отступая, гитлеровцы свезли их сюда со всего Крымского полуострова.

В районе Сапун-горы велись активные саперные работы. Фашисты лихорадочно сооружали мощную линию обороны, готовясь встретить наступающие части Красной армии. Экспат досадливо прицокнул языком, представив, какой ад здесь скоро воцарится. И сколько крови прольется во время штурма.

На аэродроме Херсонес Дивин обнаружил много транспортных Ю-52 и всего с десяток «мессеров» и «фокке-вульфов». Григорий надеялся, что все это попадет в поле зрения объективов фотоаппарата, который он включил сразу же, как только оказался в черте города. Но, на всякий случай, летчик исправно делал пометки в карте наколенного планшета.

Уже почти выполнив задуманный облет вражеских позиций, экспат вдруг заметил, что за ним неотрывно следуют два «мессершмитта». В хвост для атаки не заходят — и на том спасибо! — но и не отстают. Летят чуть позади, как привязанные. На мгновение мелькнула паническая мысль попытаться оторваться от них, но Дивин сразу же пресек ее. Сейчас могло помочь лишь спокойствие и показная уверенность в своих действиях. Наверняка ведь гансы пытаются вызвать его по радио, получить объяснения. Что ж, сделаем вид, что на борту неисправность, и он не может им ответить.

Один из «шмиттов» с мордой тигра на фюзеляже подошел вплотную и оказался слева от Григория. Экспат мог в мельчайших подробностях рассмотреть слегка одуловатое лицо немецкого пилота, его огромные очки-«консервы» и коричневую летчицкую куртку с непривычно узкими серебряными погонами.

Дивин как можно более дружелюбно улыбнулся врагу, приветливо помахал ему рукой и жестами показал, что, мол, не слышу ничего. А потом потыкал вниз, мол, буду садиться, скоро увидимся на земле. Фриц какое-то время вглядывался в него, но потом что-то сказал ведомому, прижав ларингофоны к шее, и отвалил. Следом за ним ушел и второй «мессер». Экспат немного выждал — не проявит ли еще кто-нибудь интерес к одинокому самолету, — а потом заложил свой истребитель в вираж и направился обратно в море, чувствуя, как сбегает по спине струйка пота. Эх, поскорее