Лилит - Никки Мармери

* * *

Мы лежим вместе в моей теплой постели, и Самаэль рассказывает мне о своем освобождении. О том, как ад с годами усыхал по мере того, как люди прекращали в него верить.

– Сначала ушла она, – повествует он, поглаживая мои пальцы. – Это случилось давным-давно.

– Но тогда ты не пошел искать меня, – замечаю я.

– Потому что ее заменили. Другой владыка ада по имени Сатана. Тщеславный ангел, который, как и мы, прогневал Всемогущего. Но он… о, он был редкой сволочью, моя Лилит. Совсем не как мы. Князь тьмы, падший херувим. Ему там понравилось: багровое пламя, горящие озера, вонь, траурный сумрак. Но его я хотя бы в постельном плане не интересовал. Не то что ту. – Его передергивает.

– Потом он тоже ушел?

– Так и было. Но не раньше, чем доставил неописуемые горести и страдания всем тамошним обитателям.

Я боюсь услышать ответ, но все же должна спросить.

– А что Асмодей?

Он глубоко вздыхает и потирает переносицу.

– В общем, Лил, тут такое дело…

Меня охватывает паника. Какие же ужасы перенес мой сын в этом проклятом царстве? Каким мукам подвергался он в этой обители отчаяния?

Самаэль кладет ладонь на мою руку.

– Когда Сатана нас покинул, я решил, что это место прекратит существование и наш сын наконец обретет покой. Шесть недель назад (по меркам смертных, хотя для нас это всего лишь мгновение ока) подземное царство испытало невероятное потрясение. Открылось небо, солнечный свет залил смрадные пещеры, мягкий дождь залил огненные озера. Безграничную бездну наполнил свежий весенний ветер.

– Землетрясение! – восклицаю я. – Оно чувствовалось и в этом мире.

– Я подумал: «Вот оно!» То, чего мы все ждали. Конец кромешного ада!

– И что?

– И ничего! Ничего не изменилось. Призраки все так же бродили в меланхолии и муках. Только я мог беспрепятственно улететь. Но все равно не мог оставить их. Я не знал нашего сына при жизни, милая Лил. Хоть Асмодей и ослабел после смерти, я полюбил его. Во всех переменах, которые случались в том месте, я укрывал его, защищал от самого худшего. Мне невыносимо было оставлять его без присмотра одного.

– Но ты оставил его! Иначе почему ты здесь?

– Я здесь, чтобы спасти сына. Положить конец его мукам. Если и можно прикончить то место, избавить Асмодея от тирании и навсегда покончить с осуждением и болью, сделать это под силу только нам с тобой.

– Нам вдвоем? Почему?

– Потому что мы это начали. Я это начал! Не следовало мне сажать то проклятое древо! Моя любовь к тебе положила начало всем бедам – это я во всем виноват! Не вкусив мудрости, ты никогда не восстала бы против этого дурака Адама. Никогда не была бы изгнана из Эдема. Ева не навлекла бы Его гнев и кары на все человечество. Наш сын не оказался бы заточен в вечных муках.

Я целую его милое страдальческое лицо.

– Разве я смогла бы жить без мудрости, без свободы? Ты спас меня, исполнил Ее план. И ты спас бы и все человечество, если бы Адам только послушал меня! Это он виноват, а не ты. Он вкусил мудрость и отверг ее. Отверг свою вторую половину и поставил себя господином над всем миром. Он разделяет вину с Богом мужчин, низложившим свою жену и обрекшим всех женщин на подчиненное положение, чтобы не дать Ее мудрости распространиться!

Самаэль поворачивается ко мне.

– Как же нам это исправить, Лил? Это ведь не может быть выше нашего понимания. Мы принесли мудрость в этот мир, ты и я. Мы спасли Богиню из глубин ада! Разве есть на свете такое, чего мы не можем добиться вместе?

За окном на востоке восходит вечерняя звезда, звезда Ашеры. Не потому ли я потерпела неудачу? Всю свою жизнь я трудилась над тем, чтобы отомстить за Ее смерть, принести мудрость человечеству, чтобы люди могли стать сами себе богами и положить конец аду. В голове зазвучали слова Мариам: «Для творения нужны две половины. Две противоположности, сплавленные воедино».

Может, для того, чтобы создать лучший мир, мне недоставало только моей второй половины?

* * *

Самаэль спит. На скамейке на улице я собираюсь с мыслями.

Слова Мариам, явленные миру землетрясением, запустили революцию, как я и предполагала. Посеянные в плодородную почву, они требовали лишь времени. Землетрясение освободило и Самаэля, но ад по-прежнему существует. Ее план не исполнился. Процесс остался незавершенным. Что же такое мы с Самаэлем должны сделать вместе?

В чернильно-черном небе вечерняя звезда достигает высшей точки своего пути. Я узнала от умных (но все же лишенных Ее мудрости) людей нынешнего времени, что это всего лишь газовый шар, ярко светящий в бесконечной Вселенной. Звезды – это не боги и не люди, что приходят и уходят, как верили мы все когда-то. Они так далеко, что некоторые умирают еще прежде, чем их свет долетит до нас. Как Ашера, которая умерла, но до сих пор сияет, неся свет и тепло. И мудрость.

Что есть мудрость, если не сознание? Понимание реальности. Свободная воля, ответственность и последствия. Ребенок, который становится взрослым и сам дает жизнь новым беспомощным детям.

Ревнивый Бог лишил людей этого. Отец, карающий любопытство, насмехающийся над выбором и свободой воли. Послушание, вечное детство… Немудрость – вот чего Он требовал. «Так гоните их прочь!» – ревел он. Я и сейчас, спустя столько лет, слышу Его насмешливый голос, Его несдерживаемую ярость. «Человек стал как один из Нас, зная добро и зло; теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. Так гоните их прочь!»

Лунный свет отражается от свежего снега. Ветер шепчет в дубах.

«Представьте себе древо, – говорила Мариам. – Его плоды изобильны. Звери полевые и птицы небесные находят в нем убежище. Все живое кормится от него. Что же есть это древо, если не наша Святая Матерь?»

Нейроны и синапсы в моем мозгу начинают щелкать и искриться. Невидимые темные уголки памяти соединяются. Из искр начинает разгораться пламя. Оживает сама мудрость.

Она есть нежный ветерок и бушующие волны.

Она есть круговорот лет и путеводный свет звезд.

Она есть древо жизни. В совершенном единении с миром.

Наконец-то я прозреваю: теперь ясно, как заканчивается моя история.

Древо жизни

– Изыди, темный владыка! Не тычь в меня своим трезубцем!

– Проснись, Самаэль! – Я брызгаю