Салага - Василиса Мельницкая

— Кроссы мои. Матушка решила, что в одних кроссах я по улице не побегу, — захихикал Миша.

Принесли пасту. Он схватил вилку и уставился на меня.

— Ешь. — Я махнула рукой. — Тебя не кормили, что ли?

— Не, я сам. — Миша со свистом втянул в рот макароны. — Голодовку объявил. В знак протеста.

— В общем, ты сбежал из дома, забрал документы с юрфака. И сдал их туда, куда хотел поступать, — подытожила я.

— Не. — Он мотнул головой, набивая рот едой. — В этой академии экзамены позже. Больше поступать некуда.

— Так тебе… все равно, куда?

— Ага. Еще хорошо, общага есть. Годик перекантуюсь, там решу, куда податься.

— То есть, ты уверен, что поступишь?

— Яр, я экзамены завалил, потому что неправильно отвечал на вопросы, а не потому что дебил, — сообщил Миша, прожевав.

— А нормативы?

— Я б на твоем месте за себя переживал бы, — хохотнул он. — Не обижайся, но…

Он развел руками.

— Посмотрим, — пробурчала я.

Миша съел и пасту, и пиццу. Я ограничилась одним куском. О себе тоже рассказала. Версия о Ярославе прошла проверку. А когда Миша упомянул, что родом он из Кисловодска, я, наконец, поняла, почему его имя показалось мне знакомым.

Миша был пациентом Николая Петровича. На отдыхе мы гуляли по парку, и на нижнем уровне встретили мальчика в инвалидной коляске. Его сопровождала мама.

Была ли та встреча случайной? Николай Петрович и Лариса Васильевна не заводили знакомств на улице, а тут… Я плохо помню Мишу. Кажется, мы с ним даже о чем-то разговаривали. В итоге, Николай Петрович Мишу прооперировал, вылечил. Все же как тесен мир…

Мы с Мишей вместе вернулись туда, где оставили свой транспорт. Рядом с байком стоял огромный чемодан.

— Ну вот… — пробормотал Миша.

Он заметно расстроился.

— Что случилось? — спросила я. — Это твое?

— Да. — Он пнул чемодан. — Я-то думал, побесится, да отойдет. А она… Вот.

— Из дома выставили? — догадалась я.

— Ага. Ничего, в общаге поживу. Только вот куда до зачисления податься…

Миша почесал в затылке. За еду в ресторане он расплатился сам. Но не факт, что не отдал последнее.

— В гостиницу? — предложила я.

— Не. Может, и наскребу на одну ночь, но при таком раскладе мне б до стипендии дотянуть.

Значит, денег у него нет. Мать, наверняка, надеется, что сын придет с повинной, будет умолять о прощении и подчинится ее воле.

— Ничего, что-нибудь придумаю, — взбодрился Миша. — Совсем худо будет, байк продам. Он мой.

Байк ему было жаль. Я остро ощутила его эмоции: байк он любил, сильно. Подарок отца? Миша упомянул, что живут они вдвоем с матерью.

— Ну… — Я недолго колебалась. — Можно ко мне. Квартира не моя, теткина, но тетка на даче. Только уговор — без безобразий. Мне проблемы не нужны.

— Правда? Можно⁈ — обрадовался Миша. — Да ты просто мое спасение!

В порыве чувств он хлопнул меня по плечу.

— Буду ниже травы, тише воды, — пообещал он. — Я твой должник, Яр.

— Сочтемся, — фыркнула я.

Рискованно? Пожалуй. Жить в одной квартире с малознакомым мужчиной в моем случае… еще и глупо. Ведь теперь ни на минуту не расслабиться. И Карамельке опять придется притворяться кошкой. Но опасности я от Миши не ощущала. Он смешной, нелепый, но открытый, без заморочек. Не полезет же он ко мне во сне! Ведь я для него — парень. А в ванной комнате и туалете дверь с задвижкой. И вообще… Николай Петрович старался, лечил этого балбеса. Как же мне теперь его на улице оставить? Если бы он местным был, то пошел бы к друзьям. Так ведь нет у него тут приятелей.

Все равно это ненадолго.

Карамельке Миша понравился.

— Ой, какая ко-о-отя… — протянул он, едва увидел кошку. — Твоя?

— Теткина, — с сожалением соврала я.

Миша потискал Карамельку и спросил:

— Где мне кости кинуть? Я б в душ сходил, да покемарил.

Я определила ему место на диване в гостиной, выделила полотенце, разрешила пользоваться шампунем и предупредила, что прибью, если он тронет мою бритву.

— Что ж я, зверь какой, что ли, — пробурчал Миша. — Ща гляну, в чемодане должна своя быть.

Едва в ванной комнате зашумела вода, зазвонил телефон.

— Здравствуй, Ярослав, — прошипела трубка голосом Александра Ивановича.

Ха! Уже доложили.

— Здрасьте, теть Саш, — ответила я. — Как вы там? Не сильно устали? Когда домой собираетесь?

— Ты что творишь? — рявкнула «тетя».

— А у меня все хорошо, теть Саш. Документы приняли. Да, успел. И даже не последним был. После меня чудик пришел. Из дома сбежал, не захотел по мамкиной указке жить. Мишка Ракитин.

— Кто-о⁈ — выдохнул Александр Иванович.

— Ой, теть, вы его знаете? — обрадовалась я.

— По отцу — Всеволодович?

— Ага.

— Это он по матери Ракитин. По отцу — Бутурлин.

— Внебрачный сын? — спросила я, прикрыв трубку рукой.

Бутурлины — еще один боярский род из великой семерки. Везет мне, однако, со знакомыми.

— Законный. В разводе родители. Короче, Ярослав! Накосячишь — пеняй на себя.

— Все хорошо, теть Саш. Кошку я кормлю, цветы поливаю.

Александр Иванович хмыкнул и повесил трубку.

Краем уха я слышала, что вода в ванной комнате шуметь перестала. Но, развернувшись к двери, никак не ожидала увидеть Мишу… в чем мать родила. Он даже полотенце вокруг бедер не обмотал! И правильно, кого ему стесняться? Ярослава?

К такому меня Сава не готовил. Но я не зря два года на медицинском отучилась. Во-первых, строение тела знала на отлично, и не такое на картинках в атласе видела. Во-вторых, могла представить, что этот мужчина — пациент, а у пациентов, как известно, нет пола.

Миша же прошлепал к чемодану и достал из него трусы.

— Тетя звонила?

— Ага, — ответила я, стараясь и не пялиться, и не отводить стыдливо взгляд. — Все в порядке, она пока не собирается возвращаться.

— Лады. — Миша щелкнул резинкой. — Не обидишься, если я посплю?

— Да не вопрос, — бодро ответила я.

А я, пожалуй, нарушу обещание и пробегусь еще раз по датам. Грамматику еще нужно повторить. И формулы.