Шарлатан V - Квинтус Номен

у них не случалось. А еще они всегда, то есть на самом деле каждую неделю, всю концертную программу меняли. И эти концерты для зрителей и слушателей каждый раз оказывались «сюрпризами»: никто заранее не мог предсказать, что он увидит или услышит (и кто вообще будет там исполнителем), а это делало их еще лучше и интереснее.

А в новогодние каникулы концерты (детишки в основном) вообще каждый день устраивали, так что мы с Лидой отдохнули более чем неплохо. А еще она очень прилично проходила сессию, и мне даже говорила, что концерт перед очередным экзаменом помогает ей сдавать предмет более спокойно. Ну, это, конечно, дело совершенно индивидуальное, но я тоже «в свое время» в последний день перед экзаменом предпочитал не судорожно стараться что-то еще срочно запомнить, а послушать всякую музыку. Правда, сам я предпочитал ее слушать в одиночестве, а Лиде именно концерты в битком набитом зрителями зале «помогали» — так что наотдыхались мы на славу.

А еще мне эти концерты и воспоминания о том, как я «к экзаменам готовился», помогли вспомнить несколько «старых мелодий» и я их Наташе как-то наиграл. «Как-то» не в смысле «когда-то», а в смысле «довольно паршиво, но мелодию разобрать все же можно» — и наша композиторка (дипломированная давно уже и вся из себя облауреаченная) в очередной раз вдохновилась и принялась делать конфетку из… в общем, из предоставленного ей материала. Лида уже привыкла к тому, что «музыканты — люди вообще с основами культуры не знакомые» и способные к нам в гости припереться чуть ли не на ночь глядя чтобы «посоветоваться» по поводу того, как лучше пару тактов сыграть, так что ее частые визиты Наташи даже не раздражали. То есть совсем не раздражали, ведь она приходила обычно со своим ребенком и наши немедленно увлекались игрой, давая возможность и Лиде слегка отдохнуть. Не в момент игры, но когда довольная (или недовольная) Наташа нас покидала, наши дети просто дружно падали в кровати, засыпая еще в процессе падения…

А еще Лида привыкла к тому, что ей при таких поздних визитах гостей развлекать не нужно, так что она на моих гостей чаще всего просто внимания не обращала. Поэтому когда вечером двадцатого января в дверь позвонили, она просто сказала, что «если угостить людей захочешь, то в холодильнике еще пирожных полно» (она как раз сдала последний экзамен и его «торжественно отметила») после чего просто отправилась спать. Ну а я пошел встречать гостей — и, открыв дверь, изрядно удивился: в гости ко мне пришли Ю Ю, Светлана Андреевна и лично Павел Анатольевич Судоплатов. Да уж, когда министр Госбезопасности вечером заходит в гости, да еще в далеком провинциальном городишке — это действительно удивляет.

Когда гости разделись (кроме Ю Ю, ее видимо просто «для кучи» захватили, она вообще в домашних тапочках ко мне поднялась), Павел Анатольевич поинтересовался:

— Где мы можем спокойно поговорить без лишних ушей?

— У него в кабинете, — ответила ему Ю Ю, — там и звукоизоляция идеальная, и аппаратура наша стоит, так что…

— Понятно. Ну, пошли.

А когда дверь в кабинет закрылась и гости расположились в креслах, Павел Анатольевич задал неожиданный вопрос:

— Вот ответь мне Шарлатан, только честно и откровенно: ты зачем Пантелеймона Кондратьевича матом обругал?

— Что-то я такого не припоминаю, я вообще стараюсь слов таких не употреблять.

— То есть ты утверждаешь, что товарищ Пономаренко врет? Он мне лично сказал, что ты его очень сильно… обидел словесно. На той неделе, по телефону.

— Нет, он, конечно, не наврал, просто вы его не так поняли. Он мне позвонил, предложил срочно вступить в партию и даже пообещал личную рекомендацию мне дать — а я отказался, и объяснил почему. Но совершенно культурными словами объяснил.

— Если культурными… — Павел Анатольевич взглянул на сидящих рядом женщин, — то объясни и мне, желательно теми же словами. Уж больно мне вся эта история не нравится…

— Я ему сказал, что в партию вступать не буду, потому что не хочу. А не хочу потому, что идеи марксизма-ленинизма я считаю антинародными и…

— Теперь понятно, но уж лучше бы ты его матом послал. Он, конечно, верный сталинец, но рос-то на идеях марксизма и ленинизма, и хотя в курсе того, почему ты их так воспринимаешь и документы из архива нашего института этого самого марксизма и особенно ленинизма читал, но… интересно, а ты-то как их раньше прочитать смог? Не отвечай, я о другом. Он на самом деле обиделся, но это, по большому счету, и не особенно важно. Важно другое…

— Что? — решил уточнить я после того, как Павел Анатольевич минуты на полторы уже замолк.

— Я был сначала против, но теперь, честно скажу, решение ЦК полностью поддерживаю. В том числе и из-за твоего честного ответа: ты ведь на самом деле ни хрена не боишься, черт бы тебя побрал! В общем так: ты с должности директора института с завтрашнего утра увольняешься, постановление чуть позже прочитаешь, его курьерской почтой утром пришлют.

— Да я и не против, а кто институтом руководить будет? Ю Ю? Она, конечно, справилась бы, но на ней еще и учебный… да и наши совместные тематики…

— Директором я своей властью назначаю Светлану Андреевну Уткину, а товарищ Ю Ю ей при необходимости поможет. Но, надеюсь, необходимости такой не возникнет: тебя увольняют на время… примерно на год, Светлана Андреевна нашу тематику знает прекрасно, да и диссертацию докторскую она уже подготовить успела… по нашей тематике, не твоей.

— Так, я мне чем этот год заниматься? Из дому втихаря по основной программе работать?

— Нет. Тебя решено отправить послом Советского Союза в Африку.

— Категорически против: там заразы всякие, детям тамошний климат точно не полезен, да и жене учиться нужно…

— Тебя отправим туда одного, жену с детьми здесь оставишь. И вот как раз товарищ Ю Ю ей всю необходимую помощь в рамках своих полномочий окажет.

— Я не поеду, и не просите.

— А я тебя и не прошу, это приказ. Так что поедешь как миленький!

— Из меня посол как из этого самого пуля.

— Да и плевать, там есть кому работу делать. А ты — ты просто должен на некоторое время скрыться. Видишь ли, эти самые чертовы палестинцы… в общем, они в своей Палестине снесли все иудейские заведения, совсем все. И