Охотники за химерами. Путь в легенду - Катерина Мелех

Последняя фраза прозвучала излишне ядовито, но Тау до сих пор не могла заставить себя быть более равнодушной пугающему ее к жестокому безумцу.

– Может сработать, – он плотоядно на нее уставился.

– Пардов нельзя загонять глубоко в топи, они из болот не выберутся, – Аро посмотрел на не подающих признаков беспокойства, развалившихся на песке кошек.

Кай вынул из-за пояса карту, покосился на солнце, проследил примерный маршрут и заметил:

– По прямой до Снежных гор осталось два-три дня. На животных мороки воздействуют не так сильно, как на людей. Можно дать указание Императору, пусть ведет стаю к предгорьям, – Тау поняла, что впервые слышит кличку лигра. – Если выберемся, они нас найдут. Если нет, то в горах полно дичи, они не пропадут. Только седла придется снять.

Тау вдруг осознала, что украдкой улыбается. Раа ухитрился помочь им, даже будучи за краем мира. Не просто так в ней вдруг прежняя алчность до сокровищ проснулась. Не просто так Кай сейчас легко, как дышал, выдал тираду, в которой слов было больше, чем он произносил за весь последний месяц.

Даже не пытаясь скрыть дергающиеся вверх, словно в припадке, отвыкшие от такого уголки губ, Тау направилась к Дикому. Аро и близнецы проводили ее обеспокоенными взглядами. Должно быть, решили, что ядовитые испарения болот уже помутили ее рассудок.

Отстегнув седло, она не сдержала скорбного вздоха, дорогое же! Стащила две тощие седельные сумки (Най и Уна забрали всю добычу, а после отряду ничего ценного отряду не попадалось) и присела перед гепардом. Тот уставился ей в глаза недовольным янтарным взором.

– Найди меня, Дикий, – чмокнула она его в сухой нос.

Гепард фыркнул ей в косы и потрусил за лигром. А Тау, вновь вздохнув от вида брошенного седла, натянула на лицо маску «Теней» и потащилась за Каем на север. Дыр в придуманном ею плане было хоть отбавляй, но все ухватились за него, как утопающие за последнюю соломинку.

Солнце неспешно ползло по небосклону, поджаривая правый бок. Дышать становилось все труднее, влажность Тау не переносила. Через пару часов болота начали оправдывать свое название. Вокруг звенел и жужжал гнус, с изматывающим упорством пытающийся пробиться сквозь плотную кожу доспехов.

Тау стискивала зубы и напоминала себе, что в койках у Подземных было хуже. Остальные тоже являли чудеса выдержки.

Пейзаж начал меняться. Черный песок как-то незаметно стал черной влажной землей с редкими кустиками мхов и лишайников буро-зеленого цвета, между которыми сверкали лужицы трясины. Периодически попадались кусты диких ягод. Желудки сводило от голода, но тянуть их в рот вурдалачьих мозгов не нашлось.

Мара с увеличительным стеклом на глазу скрупулезно изучала спелые алые ягоды, иногда собирая их в отдельные склянки. Тау бросила алчный взгляд на растущую гору редчайших образцов, за которые на черном рынке отвалят гору стеклярусов. Мара клятвенно пообещала поделиться с ней добычей. Тау отказываться не стала, но тяжкого вздоха сдержать не смогла. Цветочек.

Мор тоже иногда закапывался в землю, собирая образцы зараженных мороком минералов. Тау против воли стала следить за ним тщательнее. Уж больно легко было представить, как он подбрасывает им ядовитые камни в сумки.

В чаще они оказались внезапно. Просто в какой-то момент кустики стали чуть выше, чуть толще, чуть ближе друг к другу… и вот уже вокруг непроходимые колючие тернии. Зацепившая капюшон ветка царапнула стекло маски, заставив Тау зашипеть. Помня о своих новоприобретенных способностях, ругаться она теперь боялась. И сначала не поняла, что произошло.

Солнечное сплетение вдруг скрутило так, что во рту собралась горькая слюна, а перед глазами заплясали черные точки. Согнувшись, Тау схватилась за ближайшую опору и грохнулась на колени. Под ногами противно чавкнуло.

– Тихо, малыш, ничего страшного, – бархатный голос ласкал слух. Угораздило же ее схватиться именно за метаморфа! – Мы просто вышли из зоны пустоты.

Слава Создателю! Тау тщетно пыталась отдышаться. Неделя без магии, да еще и с темняком в обнимку… запоздалый страх накатил липкой волной.

– Что у меня с аурой?! – просипела она, впиваясь в руку Синьягила.

– Все в порядке, – тут же отозвался он.

Тау недоверчиво уставилась в синие, как небо над Октароном, глаза в обрамлении белых ресниц, но не увидела в них и намека на насмешку или ложь. Но как такое может быть? У пустотников от длительного магического голодания аура необратимо искривляется, меняя личность. А еще у пустотников не работают благословения и проклятия. И пустотников не получится обратить в химеру. А Синьягил не раз повторял, что из нее вышла бы великолепная нага.

Вот почему он не признал в ней пустотницу тогда, в подземной лаборатории Октарона. Потому что она уже не совсем пустотница. Синьягил помог ей подняться и попытался высвободиться, но Тау лишь крепче сжала пальцы на жилистом предплечье, прищурившись. Он нервно дернул хвостом.

– Я не знаю, как это возможно.

То, что о таком не слышал даже Великий Древний, пугало. В душе царил сумбур из мыслей и чувств. И снова навалилась усталость. Только ей удалось вынырнуть из того болота, в котором она барахталась последний месяц, как она застревает в другом. И в прямом, и переносном смысле!

На самом деле магом ей становиться отчаянно не хотелось, несмотря на то, что иногда она магам и завидовала. А все дело в необходимости жесточайшего самоконтроля, перечеркивающего все прелести обладания магией. В магах он выпестован с рождения, им нет нужды напрягаться, чтобы разделять ругательства и проклятия. А ей придется этому учиться, чтобы (учитывая ее дурные манеры) ненароком не убить кого-нибудь. И на кой дракон ей такое счастье сдалось?!

Вот если бы можно было быть магом и пустотником одновременно… но такое только в легендах и может случиться. А вокруг, как это не прискорбно, суровая реальность. В которой она всего лишь перестает быть самой собой.

Когда разбили лагерь, Тау проглотила первую ложку густой травяной похлебки (ни воды, ни мяса давно уже не было в достатке), и почувствовала, что сейчас расплачется. Ей нужно хоть что-то, связывающее ее с прошлым. Она покосилась на Кая и взмолилась:

– Спой, пожалуйста.

Он не играл на свирели и не пел весь месяц со смерти Раа. Да он и не говорил почти. И Тау не стала бы его просить, если бы не ощущение, что без этого своеобразного якоря она вскоре просто сойдет с ума.

Кай вздохнул,