Эпицентр - Евгений Иванович Филенко

Русалок), громоздкий, лишенный изящества в обводах, покрытый совершенно неуместными в этом раю броневыми плитами космический аппарат без опознавательных знаков опустился на песчаную косу. С грохотом и лязгом выдвинулись опоры, закрепляя это доисторическое чудище в устойчивом положении.

Прошло еще минут десять-пятнадцать, и в брюхе аппарата вскрылся люк.

Человек в тяжелом, стеснявшем движения скафандре спрыгнул на светлый песок, погрузившись почти по колено. Поколебавшись, откинул забрало шлема. Лицо было обычное, только очень бледное, отчего на нем контрастно выделялись пышные черные усы.

Еще несколько минут человек просто стоял и дышал, прикрыв глаза. Казалось, он получал от этого удовольствие.

Затем он поднял руку и требовательно щелкнул пальцами (в тугой перчатке из металлизированного каучука щелчок получился совсем слабым), и из люка ему спустили длинный сверток в полупрозрачном чехле.

Чехол был снят и брошен под ноги. Сверток оказался прямоугольным полотнищем из тяжелой, пропитанной быстротвердеющим составом материи на титановом древке. Материя была расправлена и буквально на глазах обратилась в застывший прямоугольник, белый с синим рисунком – стилизованное изображение материков внутри концентрических окружностей, в обрамлении лавровых ветвей, над которым восходили три большие, неравные по размерам звезды.

12

– Эффектно, ничего не возразишь, – заметил Моргенштерн. – Да только что вы сейчас намерены делать с этим вашим трикстером?

– Ей-богу, не знаю, – усмехнулся Кратов. – Мне нужно было лишь прервать игру. Что я и сделал.

– Воображаю, как трещит черепушка у бедного Шойкхасса!

– И ошибетесь. То есть, конечно, трещать-то она трещит, но не из-за моего несообразного трикстера. Советник сейчас занят просчетом вариантов дальнейшего развития событий, после того, как в наш спор за планету нагло вмешалась третья сила.

– Во-первых, трикстер – всегда третья сила, выступающая на стороне ее величества Случайности. А во-вторых, ни один гроссмейстер не перестанет обдумывать отложенную партию, какие бы хляби небесные не разверзлись.

– Еще пива?

– Пожалуй…

Кратов сходил к бару и принес очередную охапку жестяных банок.

– А вы почему здесь, а не там? – спросил Моргенштерн.

– Я не специалист по общению с людьми, – пояснил Кратов. – Будь это те же орки, те же ветроносцы – тогда обращайтесь ко мне. А с людьми, да еще из XXI века, пускай разговаривают психологи. И, разумеется, директор Данбар.

– Эти парни одолели почти восемьдесят световых лет, проведя больше двухсот лет в гибернации, чтобы найти Сирингу и взять. И лишить невинности, воткнув в ее пышное лоно флаг Организации Объединенных Наций… которой давно не существует. Да-а, страдальцу Фергусу нелегко будет объяснить этим ребятам, отчего мы прибыли сюда за считанные часы и целых два года мозолились, не коснувшись изумрудных трав Аркадии даже носком ботинка.

– Откуда им было знать о Галактическом Братстве, о ксенодипломатии, о праве «пришедшего первым»?..

– …которое они с таким варварским блеском реализовали?

– Эту банку, – со значением в голосе объявил Кратов, – я поднимаю за тех, кто летел к Сиринге двести сорок лет и все же пришел первым.

– Лехаим, – сказал Моргенштерн. Он высадил свое пиво единым духом, стер пену с усов, застенчиво рыгнул и спросил: – Этим кораблем… как бишь его?.. «Луч XII»… командует, разумеется, ваш соотечественник, русский? Вы же всегда были лидерами в освоении звездных трасс!

– Угу, – пробулькал Кратов. Покончив с банкой, он колоссальным усилием воли подавил отрыжку. – Но этот корабль стартовал в эпоху, когда национальный признак уже не играл прежней роли – все определялось профессиональными качествами. Командира зовут Маттео Гримальди, и он уроженец не то Андорры, не то Монако – на сей счет в первоисточниках существуют разночтения. Но русских в экипаже пятеро, в том числе одна женщина. Ее имя Александра Морозова, но комментаторы тех времен предпочитают ласковое «Олеся»…

– И вы, несомненно, вскорости за нею приударите, – с непонятной укоризной предположил Моргенштерн. – Все знают, что Галактический Консул любит только самых красивых или самых необычных женщин. Причем всех сразу.

– Глупости, – смутился Кратов. – Несомненно лишь то, что вскорости меня на «Протее» с собаками не сыщут…

Едва барабана послышится грохот,

Солдат на ногах уже, к бою готовый.

В столице одни укрепленья возводят,

А мне вот на юг продвигаться походом.[13]

Чтобы окончательно успокоить ваше внезапно проснувшееся национальное самосознание, сообщу также, что евреев там шестеро, хотя трое считают себя североамериканцами, а один – русским.

– Тогда я выпью за евреев, которые не побоялись остаться евреями даже в космосе, – возгласил Моргенштерн.

От Кратова потребовалось немалое умственное напряжение, чтобы оценить всю глубину этой сентенции. Груда пустых банок на столике бара, увы, не располагала к интеллектуальному подъему.

– А я за тех евреев, что искренне посчитали себя русскими, – наконец придумал он.

– Непонятно отчего, – сказал Моргенштерн, – не то в виде метаболической реакции на ваш тост, не то пиво чересчур свежее… но мне придется покинуть вас на время… хм… мастер.

– Идите к черту! – пожелал ему Кратов.

Моргенштерн выбрался из своего угла и нетвердой походкой устремился к выходу из бара. В дверях он вдруг замер, отшатнулся, подобрал живот и совершил нечто вроде мушкетерской отмашки шляпой. А затем вдруг исполнился неподобающей суетливости и трусцой канул в коридор.

13

Вошедшая Ева-Лилит приветственно шмыгнула носом.

– Нигде никого нет, – пробасила она. – Вот тоска-то!

– Не понимаю, – сказал Кратов. – Вы хотели сенсацию. Вы ее получили. Так чего же вы ошиваетесь на полупустом стационаре, в то время как ваш коллега берет интервью у астронавтов из прошлого?!

– Вы и вправду не понимаете, – фыркнула «страшная девушка», плюхаясь в свободное кресло. На ее высоко заголившемся бедре темнел свежий синяк. – Я ньюсмейкер-модератор, и Шлыков ньюсмейкер-модератор, но мы животные разных видов. Шлыков не станет брать у них интервью. Его фирму не интересуют подробности. Ее интересуют только заголовки, поскольку новостей на Земле и в Галактике столько, что их не вместит никакая сетка вещания, да и никакое человеческое восприятие. Сообщение о том, что из небытия возник звездолет-призрак и мечом Александра Македонского пал на гордиев узел вокруг Сиринги, будет состоять из пятнадцатисекундного видеоряда и закадрового текста. И все! А деталями, когда все устаканится, а Шлыков сгинет, как ночной кошмар, займусь я. И это будет трехчасовое интервью в шести эпизодах, с планами интерьеров «Луча», интимными подробностями типа «кто с кем и как часто», поисками прямых потомков и прочим оживляжем. И в одном из эпизодов найдется местечко вам, не беспокойтесь…

– Хотите пива? – осведомился Кратов.

– Я хочу подохнуть, – сказала Ева-Лилит. – С тех пор, как я попала сюда, меня преследуют тридцать три несчастья. Я непрестанно чихаю, кашляю и рыдаю. Потому что у меня аллергия