Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Дочка Гашека будто прочла его мысли. Она опустила взгляд, по-взрослому тяжело вздохнула, обняла рыдающую сестру и сказала:

– Пойдем, Адела.

Пока они не отошли на достаточное расстояние, Алеш держал руку в кармане куртки. Это помогало ему не смотреть им вслед.

«Кто, если не я?»

Гашек совсем притих, но Алеш знал, что он его услышит.

– Когда я подожгу дом, ты должен быть уже мертв.

– Не переживай. – Голос прозвучал сипло. – Буду. Передай владыке…

– Я помню. Все передам.

– Тогда прощай, мастер Алеш. Вспомни меня и Итку, когда увидишь опять свою хренову башню.

Он поправил на поясе ножны с кинжалом Ремеша Дубского. Там, за запертой дверью, другой кинжал оборвал еще одну жизнь.

«Прощай».

Пока Тавин затаптывал маленький костер, на вымершем хуторе разгорались еще несколько больших. Алеш старался держаться подальше от огня и от девочек, потому что в покрасневших глазах Аделы он видел отражение не только живого пламени, но и жгучего, исступленного гнева.

«Я обещал одно, а сделал другое. Ты еще слишком юна, чтобы понять почему».

Он велел остальным проверить сбрую и приготовиться к долгому галопу. Тавин постучал в землю носком сапога и со вздохом спросил:

– Кто берет в седла попутчиц?

– Я, – хором ответили Дубский и Савуш, потом переглянулись и молча разошлись к своим коням.

Гвардеец после драки еще немного прихрамывал на сломанную однажды ногу.

Затягивая на чалой подпруги, Алеш слышал отголоски горячего спора, ведущегося громким детским шепотом:

– Я не хочу туда! Он убил папу!

– Папу убила зараза. Не хнычь.

Судя по всему, спокойный голос рассудительной Ветты превозмог в итоге ропот Аделы. Девочки, молча приняв помощь взрослых, сели на коней и на вид держались в седлах увереннее Алеша.

«Мой отец не был конюхом. Наверное, мне простительно».

С другой стороны, Енику это никогда не мешало – он любил лошадей и верховую езду. Он вообще любил много странных штук. Может быть, из-за разницы в возрасте их с Алешем интересы пересекались крайне редко. Однако им всегда было о чем поговорить и, самое главное, о чем помолчать.

«Держись, брат. Я скоро буду».

Изо всех сил сжав кобыле бока, Алеш первым перешел в галоп.

Они оставили позади лес и холмы, промчались без остановки мимо досыпающих последние недели полей. Чем яснее Алеш узнавал знакомые места, тем ниже пригибался к черной гриве, стараясь заглушить навязчивые мысли свистом воздуха в ушах. Он бежал от своего страха и с каждым ударом копыт приближался к нему. Алеш закрывал глаза и видел брата, а когда открывал, видел притихшую, запуганную болезнью землю.

Чалая скакала так, словно ее в Тарде тоже кто-то ждал.

«Может, кто-то и ждет. Может, ты понимаешь меня лучше, чем кажется».

Исчез, растворился топот за спиной, смазались вокруг сизые тени. Сердце толкалось в груди, как глупая весенняя муха, и Алеш даже взял поводья в одну руку, чтобы крепко прижать к ребрам другую. Он вздрогнул от окрика:

– Мастер Алеш!

Подняв голову, он увидел на горизонте башню и вспомнил о Гашеке и Итке. А в шепоте весеннего ветра ему послышался шорох зеленого подола.

«Они подарили мне тебя, милая, а я их даже не поблагодарил».

У Алеша все еще жужжало в ушах, когда лошади пошли гораздо медленнее, а вместо топота копыт ритм шага стали задавать рваные выдохи запыхавшихся всадников. Башня нависла над ними отесанной глыбой и молча уставилась, как на незваных гостей. С замковых ворот рассматривала пришельцев мертвым железным взглядом волчья морда, и взгляд этот впервые в жизни напугал Алеша до мурашек.

«Не так привечать должна родина блудных своих сыновей».

Он собрался, приосанился и спрятал страх как можно глубже. Между каменными зубцами блеснул металл, и со стены донесся грозный оклик:

– Кто такие?

– Мастер Алеш из Тарды, лекарь владыки Тильбе, – помпезно объявил Тавин, указав широким жестом на спутников, а потом взглянул мельком на девочек и запнулся. – С… эм-м… сопровождением.

– Открывай уже, Ивко! – выкрикнул Алеш, прикрыв от солнца глаза ладонью. – Бросил грызть морковку и вконец ослеп?

– Все еще могу оттаскать тебя за ухо, – тут же парировал стражник, сделав привычный короткий взмах рукой.

– Ты уже не молод, а у меня есть охрана.

– А я рискну. Шустрее, мать вашу за ногу! – гавкнул на ворота Ивко. – Сейчас как спущусь!

Он всегда так делал – лаял, но не кусал. Почти всегда. Как и любого человека с нервной работой, его можно при желании быстро вывести из себя.

«У меня хорошо получалось».

Теперь Алеш сам стал как старина Ивко.

Когда путники спешились во внутреннем дворе, первой к ним с невнятными причитаниями подбежала смутно знакомая батрачка и тут же увела куда-то обеих девочек. Их встречали хаотично передвигающиеся и сплошь что-то бормочущие люди, и некоторых из них Алеш мог бы назвать по именам.

Но он приложил усилие, чтобы промолчать и удержать рвущийся из груди воздух, потому что Еника среди них не было.

Зато со стороны кухни во двор выбежала Бланка – с крынкой и четырьмя кружками.

Алеш узнал ее сразу. То же вытянутое, с крупными чертами детское лицо, которое он помнил из прошлой жизни, теперь только чуть-чуть увеличилось в размерах и избавилось от веснушек. Из-под взлохмаченных русых волос торчали маленькие уши. Бланка выглядела крайне растерянной.

«Так. Спокойно. Сейчас разберемся».

– Мне нужен управляющий.

– Отец пошел господ проведать в охотничьем домике. Меня оставил за главную. Я Бланка, – дрожащим голосом представилась девушка. – Вы, наверное…

– Да. Что в крынке?

– Вода кипяченая.

Все четверо, не сговариваясь, принялись каждый себе наливать и быстро вылакали ее до дна.

«Я должен спросить. Должен это услышать. Сейчас смочу только горло, чтобы кричать».

Когда они отставили кружки на ближайшую скамейку, Бланка сделала бровки домиком и спросила вполголоса:

– А где Еник?

Гвардейцы синхронно нахмурились. Ремеш Дубский выпучил глаза. Алеша бросило в пот.

– Он не здесь? – наконец произнес кто-то приглушенным голосом.

– Позавчера уехал, – отвечала девушка, все медленнее выговаривая слова. – Владыка прислал за ним своих людей. Еник сказал, это совсем ненадолго и вернется он уже вместе с вами.

«Что за бред ты несешь?»

– Ты видела этих людей? – с трудом выдавил Алеш.

– Со стены только.

– Сколько их было?

– Двое.

– Как выглядели?

– Вроде как обычно. Волосатые, грязные с дороги. Один щетину чесал все время, а второй – ухо.

«Рана рубцуется».

– Да чтоб тебя! – взревел Алеш и одним махом снес скамейку вместе с крынкой и кружками. Потом, когда все утихло, он сделал глубокий вдох и обратился к Савушу: – Это Фретки.