Обратный отсчет: Равнина - Токацин

на лету. Сармат посмотрел на край обрыва — светящегося кокона там не было. «А ведь Кут’тайри не умеет разрушать поле,» — Гедимин смущённо сощурился. «Если Гварза его не вытащил, он так и сидит четвёртый час.»

— Иди отдыхай, — сказал он Эгнацию, стаскивая опоры подъёмника к скале. — Встретишь Гварзу — скажи, что я в Сфене Огня. Надо зайти к ним. Теперь долго не увидимся.

— Там не опасно — одному-то? — насторожился Эгнаций. — Город Сэта… про них тут всякое говорят.

Гедимин пожал плечами.

— Говорят тут все про всех. И про нас тоже.

…Кут’тайри выглянул из гамака и широко ухмыльнулся, прикрывая длинную пасть ладонью. Защитного поля на нём не было.

— Твоими стенами обнести бы Шакху в холодные дни! Есть же вещи, которые греют, не греясь…

«Термоизоляция, мать её колба!» — Гедимин сердито сузил глаза. «Не рассчитал теплоотвод!»

— Не перегрелся? — спросил он, отворачиваясь к поршневым машинам. — Ты бы крикнул, я бы тебя вытащил.

— Стена удерживает жар, но только пока не разрушится, — Кут’тайри снова прикрыл рот ладонью. — Огонь её уничтожил. Жаль, осколки быстро истаяли — не рассмотрел их.

— Ничего и не остаётся, — «успокоил» его Гедимин. — Кейек у тебя?

— Я видел, из какой печи он взят, — отозвался Сэта. — Все камни вернулись обратно.

— А. Хорошо, — кивнул Гедимин, выходя со склада. Через несколько секунд он сидел в «шлюзовой камере», размазывая горючую смесь по металлу. «Забрать отливки — и предупредить, что я скоро буду. Ворота у них, наверное, уже закрыты. Холодно.»

— Будешь говорить с Ут’таркехом? — раздалось за плечом, когда огоньки начали разгораться. — Большая честь для него — работать под рукой Пламени.

— Угу, — буркнул Гедимин, жестом отодвигая Кут’тайри от поддона — огонь уже покраснел и рванулся к потолку.

— Жар Шакхи да не остынет! — произнёс сармат заученную фразу. Из костра уже выглядывали две пары горящих глаз.

— Мастер Хеттийиррн? Повезло застать тебя перед последним днём Мрака, — донеслось из огня. Ут’таркех высунулся по плечи — и дружелюбная ухмылка сменилась оскалом.

— Что ты тут высматриваешь? Молния Шакхи тебя заждался!

— Подождёт, — отозвался Кут’тайри; на его шее проступили красные пятна, но от костра он не отошёл, только недобро оскалился. — Я отныне жрец Пламени — и подчиняюсь лишь его воле.

Он поддел ладонью подвеску-«трилистник».

— Не лезь, — недобро сощурился на него Гедимин. — Ут’таркех, отливки готовы? Давай их сюда. Я хотел зайти к вам, если ворота ещё не замурованы…

Прижатые уши Ут’таркеха встали вертикально. Жрец, отступивший к выходу, негромко зашипел.

— Ты придёшь в Шакху? — переспросил литейщик. — Такой холодной ночью? Ворота будут открыты, но лучше бы ты поберёгся.

— Пламя сильнее холода и темноты, — отозвался Кут’тайри. — Ты сомневаешься в его силе?

Гедимин угрюмо сощурился. «Вытолкнуть его в цех? Вечно ему надо влезть…»

— Зайду сегодня, — сказал он. — Благословение сделаю. Вам, наверное, не помешает.

Сэта быстро переглянулись. Кут’тайри зашипел громче.

— Эти литейщики недостаточно почтительны. Незаслуженное благословение… пойдёт ли оно на пользу?

Силуэт Ут’таркеха вспыхнул изнутри и едва не расплёлся на языки пламени.

— Рано стал распоряжаться, жрец, — сверкнул он глазами на Кут’тайри. — Твоя жизнь — вот что не было заслужено. Только Равные Куэннам…

Гедимин выставил между поддоном, дверью и стеной непрозрачное защитное поле, оставив беглого жреца на той стороне — подальше от портала.

— Отливки, — сердито напомнил он. — Давай их сюда. Ругайтесь после работы — и без меня.

…Ложные фумаролы Гедимин увидел издалека — красный свет вырывался из-под земли, подсвечивая тонкие струи пара. Жители Шакхи оставили приоткрытыми часть воздуховодов, но «фумарольное поле» уже не дымило так обильно, как раньше. Гедимин подошёл к светящемуся люку, взглянул на неплотно пригнанные плиты, — в оставленный проём еле-еле пролезала рука, но раздвинуть его удалось почти без усилий. Сармат настороженно прислушивался, отодвигая «створки» — вдруг что-нибудь треснет, лопнет костяной рычаг или натянутый трос. Из «фумаролы» тянуло теплом. Шагнув на первую каменную ступеньку, Гедимин толкнул массивные створки навстречу друг другу. Они замерли, так и не сомкнувшись, — где-то стоял стопор.

«Вот вентиляционные щели,» — сармат высмотрел в конструкции неплотные участки. «А остальное закрывается наглухо. И ещё — этот колодец отсекается от города. Вон теми подъёмными крышками. И с той стороны ещё что-то придвинули. Не поломать бы им засовы…»

Не успел он войти в обитаемый «колодец», как его обступили со всех сторон. Сармат озадаченно посмотрел на Сэта. Их было много — все, кто обычно прятался в нишах, повылезали. Тепла на нижних ярусах хватало, чтобы ходить в набедренных повязках и бусах, но половина встречающих пришла в парадных накидках — или в панцирях из кованых пластин.

— Ут’таркех сказал нам только сейчас, — Сэта в одеждах вождя сложил руки в почтительном жесте. — И говорит, что сам утром не знал. Ты, жрец Пламени, пришёл благословить Шакху?

Гедимин кивнул.

— Чтобы тут было теплее, — пробормотал он, борясь со смущением — слишком много существ собралось вокруг, и очень не хватало Айзека или Вепуата — им ритуалы давались как-то проще. — Зимой пригодится.

«Идиот! Краску забыл!» — он сердито сощурился и огляделся по сторонам. Знак, нанесённый зелёной церой, так и светился на тёмно-красной стене. «И не стёрся, и не потускнел,» — машинально отметил Гедимин, поворачиваясь к нему боком. «Так, руку сюда — и с каменной мордой говори…»

— Уран и торий! — он вскинул сфалт над головой, сдвигая пластины на корпусе. Зелёный «трилистник» вспыхнул ослепительно ярко. Гедимин провёл растопыренными пальцами по воздуху, будто черпая и расплёскивая что-то невидимое. Под ногами сверкнул сияющий «разлом».

— И пусть всё это не остынет, — пробормотал он, надеясь, что говорит по-сарматски, а не по-сэтски. «Ритуалы, чтоб их! И