Один ленивый мальчик - Александр Бельский

поскольку вот и все остальные появились. И решить, пока они не поднялись, надо не только что писать, но и что сказать им сейчас, ибо я, господин мой, должен тебе признаться, что не доверяю писцу. Кто в чин лисой прокрался, тот будет в нем гиеной. А он совсем, совсем не простой писец. Заметь — он ничего не сказал, где он прослужил всё прошлое царство, во время правления отца нынешнего благого бога. Я его не помню в Куше, а я уже служил тогда повсюду. И кто он и где на самом деле служит, и кому — мы не знаем. Нет, не простой он писец, тот Минмесу! И очень опасный человек. Думаю, многие беды мы ещё увидим от него, неприметного. Серенький весь такой… Ветошь человеческая. А вот только я не удивлюсь, если он ещё нам приказывать будет, Минмесу тот. Мне очень не нравится то, что здесь и сейчас оказались вместе и сразу писец, измененные, дикие маджаи и больше всего — не нравится, что к этому добавились еще неизвестный семер и еще более неизвестный колдун. И кто из них хуже для наших судеб — я тоже не знаю. Для нашей окончательной гибели хватит каждого из них в отдельности, из тех всех, названных мной…

Глава 34

Глава 34.

Внизу тем временем и вправду появились все вызванные — впереди светлоглазая с Туром, следом за ней — достопочтенный писец, свежий, в чистой и аккуратно перепоясанной юбке, в чистеньких сандалях, с изящно подведенными глазами, сегодня больше похожий на придворного, чем на простого писца. Следом за ним, но далеко не такой бодрый, отдохнувший и ухоженый, стоял жрец, тяжко опирающийся на свой посох и с большим сомнением разглядывающий веревочную лестницу. Позади всех и немного сбоку, словно шёл совсем-совсем по своим делам, а тут так, случайно пути пересеклись, гуляющей походкой шагал Богомол. Интересно, что же он успел сказать всем остальным о причинах вызова с самого утра, да еще сюда, в башню? Маджайка, Старшая пяти кланов, понятно, знает всё от Тура, но молодой неджес сомневался, что светлоглазая поделилась новостями с жрецом или, тем более — с достопочтенным Минмесу. Хори, ощутив некоторую беспомощность, спросил у десятника:

— Так как же мы все очутились ночью в башне?

— Доверь мне всё разобъяснить. Мы, обойдя посты, решили проверить погреб, который был осквернен детьми-Измененными — нет ли там какой беды? Во избежание зла и заклятий, взяли с собой встреченного Тура и призвали часовых, а также всех прочих. Мнится мне, что светлоглазая госпожа нам подыграет, а Иштеку я покажу знаками, чтобы он молчал, как немой от рождения с отрезаным языком в чужой стране. Остальные часовые не видели всего и не возразят, да и будут думать, что так все и было.

Хори решил, что слишком громко думает — настолько точно десятник угадал его мысли. Нехти же задумчиво продолжил:

— Боги попустят — и крестьянин чати станет! И молю тебя трижды и еще раз — не торопись с решением! Пусть каждый скажет своё, может, что-то тайное нам вдруг и прояснится. Но, сказать по-правде, тут все собрались такие мудреные господа, что, скорей только запутают сильнее. Особенно писец…

Они подошли к самому́ зубчатому ограждению смотровой площадки башни. Десятник стал так, чтобы его видел Иштек, но не видели остальные. Его пальцы, узловатые, мощные, грубые, с грязными ногтями вдруг неожиданно легко и изяшно запорхали быстрокрылыми бабочками. Иштек серьезно, даже торжественно, отрицательно мотнул головой. Новый танец пальцев-мотыльков — и Богомол, кивнув теперь утвердительно, встал безразличной статуей позади всех вновь прибывших.

— Зачем ты призвал нас, юный господин? — прикрывая от солнца глаза рукой, спросил писец. Рассветные лучи били ему в глаза, и Хори запоздало догадался, что Иштек изначально стоял несколько в стороне не просто так.

— Вам нужно подняться сюда и все увидеть самим. Это не останется тайной, но пока лучше не кричать о деле том. Десятник все расскажет вам подробно, — негромко ответил юноша.

Подъем на башню занял довольно много времени, и половина его ушла на восхождение жреца, которому пришлось помогать. Остальные вскарабкались сами, кто более, кто менее ловко. Не меньше времени ушло и на разжигание факелов и спуск вниз. Первым спустился Нехти, за ним — Минмесу, потом — Иштек, страховавший жреца, и сам жрец. На площадке остались Тур, Великая маджаев и Хори. Светлоглазая коротко кивнула, и телохранитель скользнул в проем лаза. Гул возгласов, донесшийся снизу, дал знать, что гости оценили сцену у погреба и в нём самом. Маджайка, глянув на юношу, спросила:

— Ты хотел спросить меня о чём-то, молодой вождь? Я знаю о ночной беде, но не делилась ни с кем и не буду, если ты не попросишь об обратном. Или это не то, что ты хотел узнать?

— То. Но не всё. Мне кажется, ты знаешь больше и большее. Мне нужно многое от тебя узнать о Проклятых душах и о том, в чем их угрозы, чего опасаться и как с ними лучше бороться. Я чувствую, что надо остановить навек, колдунов тех. Но многое не могу понять. Зачем колдунам было творить это непотребство именно тут? При чем здесь эта заброшенная крепость? Как мы все с этим связаны? На кого можно рассчитывать? Как быть — идти ли в погоню или остаться тут? Оружие, которым убили Измененных — опасно ли оно тем, что, ранив человека, превратит его в Проклятую душу? Надо ли уничтожать их туши? И ещё одно. Мне снился сон… Он предрекал мне множество бед и гибель. Гибель от светлых глаз. Это ты погубишь меня? Ибо против Шаи — судьбы — бессильны и боги.

— Шаи каждый понимает по-своему. Ваш важный жрец скажет, что Шаи в руке богов, писец — что даже Шаи послушен монаршей воле и лежит в руке царя. Ты же, вижу, как и мой народ, считаешь, что воле Шаи подчиняются и боги. Но напомню тебе, что Шаи улыбается тому, кто смел. Шаи связан с жизненной силой и душой-Ка, это так. Но это не раз и навсегда записанное, отмеренное и неизменное. Это не бог, не царская воля, и не то, что над богами, это не твоя жизненная сила, это все вместе и сразу. Удача не случится тебе просто так, она дается тому, кто ее ищет и не пропускает, увидев тень ее. О светлых