Джунгли зовут. Назад в прошлое. 2008 г - Валерия Корносенко

поколения, как начинали финансироваться (пока робко) те самые прорывные направления в науке, о которых я говорила. Видела, как в речах появлялись тезисы о «новой социальной ответственности элит» и «цифровом суверенитете».

Ростки были крепкими и перспективными. Они прорастали не потому, что это сказала я, а потому, что идеи были верными, а почва — подготовленной реальностью.

Я была лишь… садовником, подсказывающим, где и какое семя может дать лучший урожай. И наблюдателем, с холодным удовлетворением отмечающим, что моя тихая работа на этом фронте тоже приносила плоды. Пусть не всегда и не сразу, но система, пусть со скрипом, начинала поворачиваться в нужном направлении, избегая некоторых самых глубоких ям, в которые она угодила в прошлой реальности.

С Ариной, главной, но в прессе табуированной на обсуждения, женщиной президента, у нас сложились по-настоящему теплые отношения. Ее судьба, как ни странно, повторила знакомый мне из прошлого мира сценарий. Их союз креп тихо, без публичных скандалов, сохранив взаимное уважение. Она родила двоих очаровательных карапузов, которые стали светом ее жизни.

Она осталась такой же активной, умной и деятельной. Но теперь ее энергия была направлена не на протокольные мероприятия, а на то, что ей было действительно близко — благотворительность, поддержку материнства, спорт.

Мы стали подругами. Настоящими. Она была одним из немногих людей, с кем я могла говорить откровенно, не выстраивая стен и не просчитывая последствий каждой фразы. Она понимала бремя публичности, цену сложных решений и необходимость иногда просто выпить чаю и посмеяться над глупостями.

У нас даже было несколько совместных социальных проектов. Ее фонд «Светлый дом» и мой «Консорциум Будущего» построили сеть кризисных центров для женщин по всей стране.

С ней я могла быть просто Аней — уставшей, иногда циничной, но все еще верящей в добро. Она, с ее житейской мудростью была для меня глотком свежего воздуха, напоминанием о том, что за всеми схемами и битвами есть простая, человеческая жизнь, которую стоит защищать.

И глядя то на непроницаемое лицо на официальных приемах, то на смеющуюся Арину, качающую на коленях своего младшего, я чувствовала, как балансирую между двумя полюсами этой реальности, которую создала.

Между холодной махиной государства, которое нужно мягко направлять, и теплом простых человеческих связей, которые и составляли ту самую «страну», за будущее которой я так отчаянно боролась. И оба эти фронта были важны. Оба требовали своего внимания.

Но я давно усвоила главный закон вселенной, который видели лишь такие, как я и Сенсей, наблюдающие за ее пульсом: жизнь не любит дисбаланса. Если где-то прибыло, значит, где-то обязательно убыло. Энергия, счастье, возможность — они никуда не исчезают, лишь перераспределяются.

Мои онкоцентры спасали тысячи жизней в России, но где-то в другой точке планеты, возможно, закрылась очередная клиника из-за отсутствия финансирования. Мое вмешательство предотвратило одну войну, но острая внутренняя напряженность могла выплеснуться в другом регионе, о котором я не думала. Весы мироздания стремились к равновесию, и мои действия были лишь гирями, которые я перекладывала с одной чаши на другую.

Вот только что такое несколько перекроенных судеб в рамках всего человечества? Статистическая погрешность. Пылинка на ветру истории. Для вселенной — ничто. Для тех, чьи судьбы были изменены, — всё.

Стала ли я жесткой и циничной? Возможно. Вернее, наверняка.

Я больше не рыдала над каждым неудавшимся проектом или потерей в рядах «Светлых». Не терзалась бесконечными угрызениями совести. Я взвешивала. Просчитывала. Принимала решения, зная, что у них будет цена. И платила ее, иногда своей болью, чаще — чем-то другим, не всегда мне принадлежащим.

Но это был мой сознательный выбор. Мой путь. Мое решение — нести этот груз и смотреть в глаза отражению в зеркале, в глазах женщины, которая ради тишины на своей земле и счастья близких была готова играть в богов, переписывать карты и балансировать на лезвии нравственности.

Александр обнял меня сзади, прервав поток мыслей, и положил подбородок мне на голову.

— О чем задумалась, архитектор? — спросил он тихо, и в его голосе не было иронии, только усталая нежность.

— О равновесии, — честно ответила я, закрывая глаза.

— И каково оно?

— Хрупкое, — прошептала я, поворачиваясь к нему. — Но пока что оно — на нашей стороне. И я сделаю всё, чтобы так и оставалось.

И в этот момент, в его объятиях, я позволяла себе на секунду забыть о цене, о дисбалансе, о чужих судьбах. Позволяла себе быть просто женщиной, которая любит и которую любят. В этой украденной, переписанной, невероятно сложной реальности, которая была теперь единственной, что у меня было. И за которую я была готова бороться до конца.

* * *

Тот вечер не предвещал ничего необычного: разбор документов, сверка графиков строительства нового онкоцентра в Екатеринбурге, короткий, деловой ужин, сон, а потом снова в бой.

Саша ворвался в мой кабинет, как торнадо, нарушая священную тишину, охраняемую секретарем и моим помощников. Он не стучал. Он просто вошел, и в его глазах горела та самая азартная искра, которую я не видела у него уже несколько лет.

— Всё, хватит, — заявил он, не дожидаясь вопросов, — Пошли.

— Саш, у меня…

— Ничего у тебя нет, — он перебил меня на полуслове, подошел к столу, захлопнул крышку моего ноутбука и взял меня за запястье. Его пальцы были теплыми, но держали крепко. — Пошли, сказал.

— Куда? Ты с ума сошел? Завтра в семь утра встреча на Первом, запись интервью про фонд «Детские сердца». А послезавтра я открываю в Нижнем…

— Аня, — он повернулся ко мне, и его голос вдруг стал жесче. — Мир не рухнет без тебя. Или рухнет — тогда уж точно ничего не изменишь. Пошли.

Он почти выволок меня из-за стола, на ходу накинув на мои плечи пальто. Я брыкалась, но его хватка была железной.

— Да, блин! Саш! Меня там на конференции люди ждут! Я не могу их подвести!

— Ты о людях думаешь всю свою жизнь! — он почти кричал, — Тебе тридцать, Ань. О тебе кто подумает? Твой Сенсей? Он со своими пятерыми сыновьями счастлив! Твои подруги? У них свои семьи! Один раз, один чертов раз в жизни можно нарушить даже собственные правила! Или ты уже совсем в них закостенела?

Он вытащил меня на ночную улицу, где у подъезда с работающим двигателем ждал его внедорожник. Засунул внутрь, пристегнул ремнем, словно непослушного ребенка.

Я хотела протестовать, но слова застревали