Джунгли зовут. Назад в прошлое. 2008 г - Валерия Корносенко

— Ты когда в последний раз спала нормально? Не три часа между совещаниями, а просто выключала мозг и спала? — спросил он, выезжая на пустой ночной проспект.

Ответить мне было нечего. Последний год… нет, последние три года выдались особенно адскими.

Новые вспышки камней на границах, интриги в правительственных кругах вокруг «Консорциума», давление со стороны западных партнеров, постоянная борьба за ресурсы для своих проектов. Сон был не отдыхом, а кратковременным отключением для перезагрузки.

— Но я так не могу, — попыталась я снова, но голос звучал уже без прежней уверенности.

— А у меня — сюрприз, — парировал он, и в его голосе снова зазвучала эта бесшабашность. — И ты его получишь. Всё. Спор окончен.

Мы ехали не домой. Мы мчались по ночной Москве, и через полчаса оказались на частном аэродроме. Там, под звездным небом, стоял небольшой самолет.

— Саша, что ты задумал? — прошептала я, когда он вывел меня из машины.

В ответ он достал из кармана шелковую повязку на глаза.

— Доверься. Хотя бы один раз.

Это было самое трудное. Довериться. Передать контроль.

Я, которая все десять лет держала все нити в своих руках, которая не могла позволить себе роскоши быть слабой или просто пассажиром. Я замерла в нерешительности, глядя на черную шелковую полоску в его руках.

Он смотрел на меня, и в его взгляде не было насмешки. Была просьба. И усталость. Усталость от моей вечной собранности, от моих вечных стен самостоятельности и независимости.

И я сдалась. Кивнула. Позволила ему завязать глаза. Мир погрузился в мягкую, бархатную темноту. Он взял меня за руку и повел по бетонке. Я слышала его шаги, далекий гул другого самолета, чувствовала ночной ветер на лице. Потом — несколько ступенек, запах дорогого кожаного салона, его рука, осторожно направляющая меня в удобное кресло.

Двигатели взревели, и мы понеслись по взлетной полосе. Под нами с гулом отдалилась земля.

Я сидела в коконе незнания, и странным образом… не паниковала. Адреналин схлынул, оставив после себя глухую, всепоглощающую усталость. Все доводы — о встречах, интервью, открытиях — казались теперь такими далекими и неважными. Как будто кто-то выдернул вилку из розетки, питающей мой вечный двигатель ответственности.

Я хотела что-то еще сказать, возразить, но мысль не складывалась в слова. Вместо этого тело, лишенное привычного контроля разума, начало тонуть в мягкой, вязкой волне истощения.

Я услышала, как он поправляет плед у меня на коленях. Его пальцы коснулись моей руки.

— Спи, — тихо сказал он. — Нам долго лететь.

И я… расслабилась. Впервые за долгие-долгие годы я позволила опорам уйти из-под ног. И не упала. Я просто провалилась. Провалилась в глубокий, бездонный, беспробудный сон под убаюкивающий гул турбин, уносящих меня прочь от всех фондов, камней, войн и ответственности. Неизвестно куда. И в этой неизвестности было странное, забытое ощущение свободы.

Я проснулась от мягкого толчка и смены звука — гул двигателей сменился тишиной, нарушаемой лишь легким потрескиванием наушников. Повязку с глаз сняли уже после приземления. Когда я открыла глаза, в иллюминатор ударило слепящее, щедрое, совершенно не московское солнце. За окном проплывали пальмы с огромными, растрепанными кронами, ярко-зеленая трава и бирюзовые блики на воде где-то вдалеке.

— Где мы? — спросила я хрипло, разминая затекшую шею.

— Тайланд, — улыбнулся Саша, отстегивая свой ремень. — Остров Пхукет. А если точнее — то его самая тихая и дикая часть.

— Ты сумасшедший! — вырвалось у меня, но уже без прежнего запала, скорее как констатация факта. — У меня нет с собой ничего!

— А нам ничего и не понадобится, — заявил он с таким видом, будто оглашал самый разумный план на свете. — Купальники тут продают на каждом углу. А вечерами… будем ходить голыми.

Я покраснела, как подросток, и шлепнула его по плечу.

— Дурак!

Он лишь рассмеялся, и этот смех, беззаботный и громкий, растворялся в жарком, влажном воздухе, который встретил нас, как только мы вышли из самолета. Воздух пах океаном, солью, тропическими цветами и… свободой.

Он арендовал не просто номер. Это было отдельное бунгало из темного дерева и стекла, стоявшее на сваях прямо над лазурной водой маленькой, уединенной бухты. От нашего порога в воду вела короткая деревянная лестница. Собственный крошечный пляж с белым, как сахарная пудра, песком, окаймленный валунами и пальмами, был только наш. А позади дома, в окружении буйной зелени, искрился частный бассейн с пресной водой.

Это был настоящий рай. Тот, что я видела только на картинках в чужих, давно забытых мечтах. Дни растягивались, как сладкая ириска.

Утро начиналось не со звонка будильника, а с пения невидимых птиц и стука волн о сваи. Мы завтракали свежими манго и ананасами, запивая их кокосовой водой прямо из ореха. Потом — бесконечное плавание в теплом, прозрачном океане, где среди кораллов сновали диковинные рыбы.

Мы загорали на нашем пустынном пляже, и единственным «делом» было решить, пойти ли на массаж или просто задремать под шелест пальмовых листьев.

Вечерами мы ужинали при свечах на веранде, слушая шум прибоя и пробуя невероятно острую местную еду, от которой слезы стояли в глазах, но остановиться было невозможно.

И ни одного звонка. Ни одного письма. Он конфисковал мой телефон в первый же день и спрятал его бог знает где. Сказав, что у меня есть штат помощников, получающих баснословные зарплатны, вот пусть и отрабатывают.

Впервые за десять лет я не решала чужие проблемы. Не строила будущее. Не гасила кризисы. Я просто… существовала. Дышала. Чувствовала солнце на коже и песок под босыми ногами. И с каждым днем каменная скорлупа ответственности, в которой я замуровала себя, понемногу трескалась, обнажая забытую, испуганную, но такую жаждущую жизни девчонку.

На третий вечер, когда солнце, огромное и багровое, начало тонуть в океане, окрашивая небо в цвета пожара, он взял меня за руку и повел по нашему пляжу к воде.

И тогда он отпустил мою руку, сделал шаг назад и опустился на одно колено.

Мир замер. Шум прибоя, крики чаек — все стихло в моих ушах.

Я смотрела на него, на его лицо, озаренное последними лучами заката, и чувствовала, как все внутри переворачивается. Эмоции, которые я так долго держала за глухим шлюзом, хлынули лавиной: нежность, благодарность, дикий, животный страх и оглушительная, ослепляющая радость.

День угасал, и на бархатно-черный,