Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

И пару динамитных шашек.

Или интересные артефакты, которые сработают в нужный момент.

— Живыми, к сожалению, взять никого не удалось, — Карп Евстратович осторожно касается щеки. — Для взрыва использовали не динамит, но артефакты.

— Это ж не нормально?

— Сложно сказать, что в этом случае может считаться нормальным, но… динамит много дешевле и проще в изготовлении. Его вполне способен сделать аптекарь средней руки или вот студент-самоучка. Артефакты же… артефакты дороги. А ещё крайне нестабильны. Чем мощнее, тем нестабильней. Это как-то с энергетическими потоками связано, но тут уж я не скажу. Не обучен. Главное, что их используют в горном деле, при строительстве дорог… на наше счастье, нынешние были не настолько мощны, чтобы обрушить здание.

— Это не счастье. Это расчёт.

— Тоже так думаю, — согласился Карп Евстратович, убирая руку от лица. — Обрушение — это ненадёжно. Под завалами можно и выжить.

А они хотели убить Слышнева.

— Взрывы нужны были, чтобы ещё больше дезориентировать полицию.

— И пролить кровь, — я прикрываю глаза. Свет всё-таки яркий. Весна совсем разыгралась, плевать ей на наши проблемы. У природы свои правила. — Та девушка открыла полынью. Собой. Кровью и жизнью.

— Добровольной жертвой, — Карп Евстратович осторожно кивнул и переместил центр тяжести. Он придержал левую руку правой и поморщился. — Ноет…

— Сочувствую. Так вот, если бы у неё вышло, жертв было бы больше. Пусть и не совсем добровольных. Но тварь, которая пробивалась… в общем, навела бы шороху.

Тварь с одной стороны.

Взрывы с другой.

Тут впору ошалеть.

— А эта флейта… вы сказали.

— Это артефакт, воздействующий на разум. На самом деле это не флейта, вид просто схожий. Слышимых звуков он не издаёт, однако люди, попадающие в его сферу, теряют волю. К счастью, радиус действия такого артефакта невелик. И да, существует мнение, что чем более встревожен человек, тем легче влиять на него…

Отсюда и взрывы.

Та охрана, что внизу, была бы занята полыньёй и тварью, которая по плану должна была бы отвлечь на себя и солдат, и жандармов, и не только. А взрывы и крики — вполне годный повод встревожиться.

И флейта.

— Флейту принесли рабочие. К сожалению, подробности мы вряд ли выясним, но… ваш друг сумел добраться до Алексея Михайловича, а тот уже привёл в сознание казаков. Завязалась перестрелка. К пациентам присоединились и некоторые сторонние личности. И снова же, сложно понять, как они попали внутрь.

— Через дыру в заборе.

— Все дыры контролировались, — кажется, Карп Евстратович обиделся.

— Значит, не все. Может, через подземелья там… или ещё как. Это уже не важно.

— Ну да… изначально планировалась казнь. При телах обнаружены веревка, фотографическая камера со свежей плёнкой. И табличка «Палач». Её, предположительно, должны были повесить на шею Алексею Михайловичу…

— Но и у них всё пошло не по плану…

— Именно. Когда стало очевидно, что до палаты Алексея Михайловича добраться не выйдет, был использован ещё один артефакт из… тех.

Он помрачнел и склонил голову.

— Что они сделали? — тихо спросил я, потому как таким Карпа Евстратовича не видел.

— Помните, Настеньку? Такая… девушка. Из медсестёр… раздумывала ещё, не пойти ли ей по пути служения Господу.

— Смутно, — честно признался я.

Нет, народу в госпитале хватает. И целители есть помимо Николая Степановича, и врачи, которые без дара, но с руками и знаниями, и акушерки, сёстры милосердия. Госпиталь огромный.

— Ей перерезали горло. Просто взяли вот и… — Карп Евстратович покачал головой. — Вытащили… ей и ещё Дарье Ивановне. Монахиня. Седая. Она к вам…

Её я помнил.

И пастилу помнил. И от этого внутри шелохнулось дурное, тёмное.

— Как они там…

— Из-за пациентов. Когда всё началось, я… я их лично в окно… а они обратно. Спасать. Они всегда вдвоём были. Дарья Ивановна Настеньку опекала… вдвоём и… я уже потом узнал. После. Когда картину происшедшего восстанавливал. Петраков и доложил, что когда их вытащили, он приказ отдал, не стрелять. Думал, что используют, как щит… такое случалось… и прикидывал, чего да как. Разговаривать там. Он думал себя предложить, чтоб… А они говорить не стали. Выпихнули вперёд и ножом по горлу. А потом вот мир и треснул… да… Николай Степанович сказал, что у Настеньки дар был. Целительский. И немалый. Он уговаривал её учиться. Готов был поспособствовать, чтобы стипендию выделили, а потом бы и к себе взял. Он… очень переживает.

Я думаю.

Но… выходит, я прав? Одарённый — жертва особая.

— Об этом тоже напишите. В подробностях.

— Надо ли? Всё же…

— Надо. Никто не будет сочувствовать тем, кто приносит жертвы. И такие… и про Настеньку. И про Дарью Ивановну. Будущая целительница и монахиня, всю жизнь отдавшая служению. Это…

Это дерьмо, за которое я тоже спрошу. Потом. Как доберусь.

— А вас как задело? — спрашиваю.

— Да я тоже, каюсь, не усидел. Как стена посыпалась, то щит поставил, помог людям выйти… своих крикнул, чтоб уводили подальше куда.

Лицо потемнело. А рубец налился кровью.

— Сам же полез… не подумайте, что геройствовать… но уже было понятно, что всё идёт не так… не по плану.

Ну да.

Причём с планами не задалось со всех сторон.

— Но я всё же дарник. И сильный. И мог помочь. Поднялся на второй этаж, а там… я никогда не бывал на той стороне. Коридор. Туман. И в этом тумане будто шевелится нечто, — его откровенно передёрнуло. — Я смотрю — Евдокимов. Окликнул. Он повернулся и на меня. Вроде идёт, идёт… в тумане сложно понять. Кажется, что близко, но… он идёт, а как на месте. Потом встал и рукой машет. Крикнул ещё, мол, помогите…

— И вы полезли помогать?

— Скажем так, я не имел права бросать его. Но с другой стороны я всё же получил некоторый опыт, вот и возникли подозрения. Я крикнул, чтоб он доложился, а эта тварь как рванёт, — Карп Евстратович перекрестился. — Мне она по сей день снится… она и Настенька с Дарьей Ивановной.

— У каждого свои мертвецы.

— Это верно, — Карп Евстратович выпрямился. — И детям о том бы не знать, но…

Замолчал.

Я не торопил. Я вот думал о том, что если тихонечко,