Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

— И чем планируете заняться? — поинтересовался Карп Евстратович.

— Честно говоря, не знаю.

На родину съездить, в дом, где Савка жил. Может, тот и сгорел, но… что-то подсказывает, что заглянуть туда всё-таки стоит.

— В таком случае Алексей Михайлович предлагает вам пойти учиться.

— Мне⁈

Вот чего не ожидал, так этакого… внезапного поворота.

— Аккурат вчера суд вынес решение, обязав Воротынцевых выплатить компенсацию вам и иным, пострадавшим при прорыве на фабрике. Вторую вы получите от жандармского управления. Не только вы, но и все, кто получил ранения. И да, газеты о том напишут. Возможно, поступят какие-то выплаты и от государя. Он часто оказывает помощь нуждающимся.

Сейчас проникнусь высочайшею добротой.

Ага.

— А по протекции одной весьма… достойной дамы из числа фрейлин Её Императорского Высочества, которая прониклась судьбой несчастных сирот, дважды пострадавших, вас обоих готовы принять в хорошую школу.

Я не хочу в школу!

Я её и в прошлой-то жизни не жаловал.

— Я…

— Ваша сестра уже согласилась.

Кто бы сомневался.

— Как и Михаил… Иванович, — а вот теперь он явно насмехается. — Он полагает, что учёба пойдёт вам на пользу.

— Я уже учёный!

— Вот, а то право слово, я начал уже сомневаться, ребенок ли вы… а теперь никаких сомнений.

Смех у него сипловатый, и вскоре переходит в кашель.

— И-извините, — Карп Евстратович отворачивается и вытирает губы платком. Зря. Запах крови не скрыть.

— Вам бы подлечиться.

— Я и лечусь. Рёбра повредили лёгкие. И пыль тамошняя. Николя говорит, что нужно время. Эти раны лечатся хуже, но в конце концов, если не смеяться и носить корсет, то оно и не чувствуется почти.

А я смотрю, выправка у него прям на зависть.

— И что за заведение? — отмазаться, чую, не выйдет. Не примет Татьяна аргументов, что революция на носу, а с нею и конец мира. Скажет, что сперва приличное образование, а потом уже всё остальное, включая героическое оного мира спасение.

— Чудесное. Выбрано с учётом особенностей вашего характера, — платочек Карп Евстратович сложил и убрал в нагрудный карман. — Мне показалось, что отдавать вас в казённое заведение смысла особого нет. И вам будет тяжко, и им. И пользы с такой учёбы немного. Но вот в гимназии Мая[1], пожалуй, вы имеете шанс прижиться. Там ещё помнят заветы Карла Ивановича. Так что, как минимум, отнесутся с пониманием к полному отсутствию у вас манер.

Да, блин.

Есть у меня манеры. Есть. Просто ситуации такие, что не до них.

— А в остальном всё зависит от вас… подумайте, если не за себя, то хотя бы за вашего друга. Приличное образование изрядно повысит его шансы устроиться в этой жизни.

Пожалуй что.

А главное, он прекрасно понимает, что это — манипуляция. И что я понимаю, что это манипуляция. И от того улыбка Карпа Евстратовича только шире становится.

— Чтоб… вас.

— Вот и мне кажется, что грешно не воспользоваться подобным шансом. К слову, через две недели вас ждут.

— Уже?

— На предварительную беседу, чтобы понять уровень вашего образования и определить класс.

Ненавижу школу.

Вот прям с той прошлой жизни и ненавижу.

А он смеется.

— Что ж, будем считать, что беседа с ещё одним ценным свидетелем завершена… — Карп Евстратович осторожно поклонился, причём почти и не поморщившись. А после тихо и серьёзно произнёс: — Если вам нужна будет помощь… любая… двери моего дома всегда открыты.

— Спасибо, — это я тоже вполне серьёзно.

Из госпиталя, уже не Святого Варфоломея, но Святой Екатерины, причём пребывающего под высочайшим патронажем Её императорского Величества, а потому куда более роскошного, нежели предыдущий, нас отпустили на третий день. И не Николай Степанович, который был занят восстановлением своего госпиталя, но молодой нервный парень с дворянским перстнем на пальчике. И на нас он поглядывал сверху вниз, кривясь и всем видом показывая, сколь тягостно ему возиться со всякими там оборванцами.

— Больше отдыхать. Хорошо питаться, — сказал он Еремею, который явился по наши души ближе к вечеру. — Беречься от сквозняков и не водиться с чахоточными!

Последнее было сказано грозно.

— Спасибо, ваше благородие, — Еремей согнулся. — Благодарствуем… за сироток.

И на нас глянул предвкушающе.

Я вот прямо ощутил себя не до конца поправившимся, но…

— Дома всё хорошо? — спросил я, спускаясь по мраморным ступеням. Чувствовал я себя вполне вменяемо, но на руку Еремея опирался. Слева ступени охранял мраморный же лев, справа — слегка запылённый ангел.

— Всё. Татьянка со Светочкой встречу готовят. А Мишка за воротами ждёт.

— Чего так?

— Говорит, место больно примечательное. Не для простых людей. И лечат тут, если не высший свет, то около того. Легко столкнуться с кем-нибудь. А у него рожа запоминающаяся.

Ясно.

Тогда да, правильно.

Я зажмурился и распахнул пальтецо. Весна наступила как-то сразу и вдруг, и ощущение, что я проспал её. Вот так просто взял и… и солнце вон шпарит. Жара. А говорили, что в Питере всегда туманно.

Воздух сырой. И запах идёт характерный, застоявшейся воды, которая того и гляди зацветёт.

— Хорошо-то как… — сказал я.

— А то, — не стал спорить Еремей и, вытащив портсигар, задымил. — Выдрать бы вас, оглоедов…

— За что?

— Ни за что. Так, для порядку. Танечка вся изволновалась. И Светланка… девок убирать надо, — он сказал это тихо и очень серьёзно.

— Так пока тихо вроде.

— Приглядывают. За домом. И школой. Четверых я срисовал. Близко не подходят, но рожи примелькались…

Чтоб вас.

А я только подумал, что у нас передышка есть.

— Тогда нельзя, — я сунул руки в карманы. Вот ведь, взяли и испоганили такой чудесный день. Еремей нахмурился. — Нельзя. Сам понимаешь. Мы тоже приглядываем, а если отошлём куда, как знать. Скорее всего выяснят, куда и как. Нет, наставник, тут надо иначе. Надо добраться до того, кто это затеял…

— И башку ему свернуть, — вот за что люблю Еремея, так за глубокое понимание ситуации.

Мишка и вправду отыскался за оградой, близ побитого жизнью автомобиля. И нас он обоих сгрёб в охапку, сдавил, а после подтолкнул к покрытому пятнами ржавчины чудовищу.

— Наш, — с гордостью сказал он. — Сам собрал!

Изнутри машина была ещё более печальной, чем снаружи: обивка облезла и местами