Сансара 2 - Евгений Кострица

Когда чей-то теплый и влажный язык протер ей глаза, Юля увидела статную женщину, которая держала ее на руках. Лицо было пугающим и одновременно красивым – высокие скулы, полные губы, чуть изогнутые в мягкой улыбке, и мерцающие, глубокие, как бездна, глаза. Во взгляде угадывались некая хищность и властность. Ее черные волосы были такими же влажными, а на коже еще видна та же слизь. Три пары длинных и тонких, как у насекомого, лапок вытирали ее куском паутины.

Похоже, это существо сидело в одном коконе с ней – запах у них был один. Человеком оно не было точно, но Юля сейчас думала только о Моне. Если здесь его тело здорово, то в порядке ли мозг?

Опустив взгляд, она поняла, что всё очень сложно.

Его тело напоминало девочку-кентавра: верхняя половина человеческой, а ниже пояса переходила уже в паука. Эта покрытая черной шерсткой часть опиралась на три пары ножек. Есть даже длинные прозрачные крылышки, как у большой стрекозы. Беспомощно свисая, они заметно дрожали, выдавая нервное потрясение от нового образа. Привыкнуть к такому быстро нельзя.

Но Юля быстро взяла себя в руки. Должно быть, в Сансаре это обычное дело. Главное, чтобы сам Моня был в здравом уме, а форма не имеет значения. Хотя насколько он здрав, раз такое творит?

Успокаивало, что эта роковая красотка говорит, как с нормальным. Вопрос в том, можно ли о Моне что-то узнать, не подставив его. Как он тут? Счастлив ли, сыт, не болеет? Есть ли любимая, чтобы знать, кому выдрать глаза?

Больше всего Юля боялась, что, залезая в «Харон», причинит Моне вред. Смешаются сознания в кашу, вытолкнет, сделает идиотом или еще что-нибудь. Но с другой стороны, его головы в шлеме нет. Как Инь говорила, это только лишь дверь. И войти в нее – единственная возможность убедиться, что он еще жив. В родном мире всё еще в коме, а в этом… В этом всё увидит сама.

Повертев головой, Юля осмотрелась, отметив изысканность убранства и чистоту. В пещерке есть кому прибираться – остатки кокона уносили снующие вокруг паучки.

– Всё хорошо? Как себя чувствуете, Ваше Высочество? – с тревогой спросила хозяйка, осторожно опуская на землю. – Наверное, можете уже говорить – язычок теперь есть.

Услышав это, Юля взбодрилась.

«Высочество»? Похоже, Моня устроился очень неплохо. Всегда знала, что мальчик способный. Начал сиреной, а теперь сменил расу? Знатный, судя по этому обращению, монстр. Раз его спрашивают про самочувствие, значит, кокон не так безобиден.

– Как тебя… зовут? – медленно и тщательно выговаривая слоги, спросила Юля. После такого провал в памяти, должно быть, простителен.

– Княжна Мэери, моя госпожа, – поклонилась та, продолжая осторожно поддерживать ее разъезжающиеся в стороны лапки. – Вы не помните совсем ничего?

– А должна?

– Скорее всего, нет.

– Тогда расскажите мне всё.

– Вы королева, но пока очень слабы и должны подрасти. Вам нужен отдых, я позабочусь обо всем остальном. Но для начала… Чуть потерпите, пожалуйста.

– Хорошо. – Юля доверчиво кивнула, не ожидая плохого. Сейчас надо меньше говорить и больше слушать, чтобы не повредить чем-нибудь Моне. Или Инь, если он себя еще ей считает.

Мэери опустила голову и парой резких движений откусила оба крыла. Ещё влажные и помятые, они только начинали затвердевать, не успев толком расправиться, и упали на пол с мягким шлепком, оставив два едва заметных огрызка.

Дернувшись, Юля вскрикнула, а из глаз брызнули слезы – горячие и соленые, словно еще была человеком. Она сжалась от обиды и страха, но подавила протест, чтобы чем-то навредить Моне, чье полупаучье тело сейчас занимала.

Это больно! За что с ней вот так? А как он теперь будет без крыльев?

– Они бы только мешали, – мягко пояснила Мэери, вытирай ей слезы. Ее голос был спокойным, почти убаюкивающим. – Вам не надо куда-то лететь, чтобы найти место для нового роя. Вы уже дома. Надо лишь кушать – часто и много. Я сама вас буду кормить первое время.

Она вставила ей в губы набухший сосок и прижала к груди. Теплая струйка брызнула в рот, и Юля, не сопротивляясь, сделала первый глоток. Молоко было сладким, с ароматом ванили, и его вкус, обволакивая и успокаивая, мягко растекался по горлу.

Через несколько секунд голова закружилась, а веки отяжелели. Юля откинулась в объятиях Мэери, чувствуя, как лапки нежно гладят лицо. Перед глазами всплывало полузабытое детство: беззаботно смеясь, они играют с братом в саду.

Солнечные лучи слепят, пробиваясь сквозь ветки, а три сердца ровно бьются в груди, отсчитывая тихое счастье идиллии. И всё же что-то в ней было не так. Юля слышит тихий и далекий голос, умоляющий ее пробудиться, но это лишь запутавшийся в густой листве ветер. Нет повода для тревоги, здесь всё как обычно.

По садовой дорожке зацокали лапки – мама пришла покормить, и Юля радостно сосет ее грудь вместе с братом. Есть ли на свете кто-то роднее? Жизнь легка и проста, если пить молоко – теплое, нежное, немного пенящееся. Чтобы стать взрослой…

«…его нужно много. И тогда ваше брюшко станет большим-пребольшим и с множеством складок. Вы каждый день будет нести много-много яичек. Лапки уже не выдержат такой вес, поэтому их тоже откусим…» – слышится убаюкивающий голос Мэери. Смысл слов доходит не сразу, но вспышка ужаса пронзает еще до того, как Юля их понимает.

Она просыпается и открывает глаза, уже всё понимая. Ее паучья часть подросла ощутимо. Сколько же, получается, здесь прошло времени? Она всё проспала! Мони всё еще нет, а эта жуткая тварь превращает в живородящую ферму! Неужели она его погубила?

Закричав, Юля яростно оттолкнула Мэери, хаотично махая руками и лапками. Увидив ее изумленное и растерянное лицо, рефлекторно плюнула, целясь в глаза.

Наверное, это один из новых и, как оказалось, эффективных инстинктов. Тело сейчас защищалось само. В этот момент мыслей в голове уже не осталось. Как, впрочем, и страха. Там только ярость за то, что хотят сделать с Моней.

Должно быть, слюна была ядовитой, и княжна отшатнулась, закрываясь лапками, словно щитом.

Схватив за хвост, Юля подтянула к себе и вонзила жало Мэери в ее же плечо с бешенством, которого в себе раньше не знала. Такой силы быть не могло, но мстя за Моню, вдруг стала берсерком.

Пораженная таким натиском та отступала, не делая попыток дать сдачи, пока не упала. Наверное, не от бестолковых и слабых ударов, а от собственного, видимо, яда.

Чуть остыв, Юля села рядом и наклонилась, прижав ухо