Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

Мы облегчили ее ношу и избавили ее от самых трудных из наших обязанностей. Не от сожжения – от него нас не защитила бы даже моя бабушка, Терновая королева. Однако мы постоянно пополняли Карлотте запасы засахаренного миндаля и позволяли ей выбирать любые из наших общих заданий на день. А в последний раз, когда я оказалась у нее в комнате, то увидела на столе карандаши всех запрещенных цветов радуги.

Мила тщательно вымарала нашу переписку и припрятала блокнот в кармане. Мы держались за руки, прикрыв их юбками. Я гадала, знала ли она, как мне было страшно из-за завтрашнего сожжения. По словам бабушки, за всю историю Тернового ковена не было ведьмы строптивее меня. Когда я была маленькой, она говорила это с любовью, нежно потягивая меня за косичку. Но в последнее время это стало звучать как оскорбление или изъян, которому настало время положить конец.

Карета неслась по широким улицам через центр города. Я крепко держала сестру за руку и про себя радовалась, что в этот день со мной Мила, а не тетя и не двоюродная сестра. А еще тому, что мне повезло побывать за стенами Коллиджерейта до первого сожжения.

Все улицы были увешаны серебряными флагами, закрученными вдоль застекленных витрин. На сверкающей подставке за стеклом лавки сапожника была выставлена идеально отполированная туфелька на каблуке. Витрина галантерейного магазина была искусно выложена рулонами ткани всех мыслимых оттенков серого, а за стеклом лавки молочника возвышались огромные вощеные круги заморских сыров. Все лучшее из-за границы откладывалось для трапезной Смотрителя. Часть товаров скупали семьи торговцев, которые жили в престижном квартале у подножия холма. То немногое, что оставалось, расходилось среди горожан.

Когда мы проезжали мимо статуи Смотрителя, экипаж замедлил ход. Позолоченная статуя на постаменте завораживала точно воссозданными точеными мускулами, широкими плечами и волевым подбородком. Я уловила дрожь Милы и почувствовала, как по спине пополз холодок. Эта статуя изображала человека, которому перевалило за несколько веков, но тень возраста не омрачила его взгляд. До того как его поразил недуг, он был совершенен и ужасен в своей бескрайней жизненной силе. Мы ни разу не видели его без золотой маски, и мне стало любопытно, изменилось ли скрытое за ней лицо.

Мы плавно притормозили перед какой-то лавкой. За стеклом небольшой витрины виднелась черная шляпа. Надпись на табличке гласила: «Джолтс и Вара, шляпных дел мастера. Только по записи. Номер в торговом реестре: 72/21». Прямо перед лавкой на улице виднелась статуя легендарного Чародея, вырезанная из полированного желтого камня. Фигура казалась настолько живой, оборки его мантии словно колыхались на ветру. У него была тонкая переносица и высоко посаженные глаза. Они были полностью серебряные – ни белков, ни зрачков. Он уставился на меня, как только один из Золоченых конвоиров широко распахнул шторки экипажа.

Мила прошептала:

– Когда я дам тебе иглу, брось ее.

Я кивнула и последовала за ней в лавку. Внутри царила духота, воздух был спертый. По стенам были рядами развешаны шляпы всех оттенков от почти черного до почти белого. На них не было ни узоров, ни перьев, ни украшений. И никакого цвета.

Внезапно меня охватило разочарование. Я и не надеялась на буйство ярких и радостных радужных красок, но здесь вполне могли бы остаться какие-то цветные клочки. Хотя бы розовая ленточка, обрезок зеленого атласа или цветок из фиолетового шелка.

Мы поднялись по лестнице в задней части магазина и попали в крошечную комнатушку. В ней на низком диване сидела женщина. Рядом с ней в колыбели из хвойной древесины спал младенец. Это была ведьма. Взглянув на нее, я удивленно заморгала: она пристально на меня посмотрела. Темные волосы были перевязаны серой клетчатой лентой. На загорелых плечах блестели капли пота. На ней было простое прямое платье из серой шерсти. Когда мы с Милой протиснулись в комнатку, там едва осталось место для одного Золоченого.

При виде Милы мать повела бровью, а затем перевела взгляд на Золоченого, который встал поперек дверного проема. Она подалась вперед и немного подвинулась, чтобы оказаться между нами и ребенком. Идеальная маленькая ножка высунулась из-под одеяла, но мать ее укрыла.

Мила достала блокнот с деловым видом, словно не собиралась отвлекаться по мелочам. А я глаз не могла отвести от матери. Что это за ведьма? Почему она не примкнула ни к одному из ковенов Коллиджерейта и ее не заставили пройти церемонию золочения? Как этого не заметили Золоченые? Выдавали ее выразительные изумрудные кольца вокруг радужки. Она была приливной ведьмой. Мила с силой ткнула меня в ребра карандашом. Я вытянулась по стойке смирно, схватив блокнот и карандаш.

– Фамилия? – спросила Мила.

Тихо, чтобы не разбудить малыша, мать ответила:

– Вара.

– Имя ребенка?

– Мэ-ри-лин, – произнесла она по слогам, чтобы я записала имя правильно.

– Пол, присвоенный при рождении?

– Женский.

Младенец зашевелился, протянул крошечную ручку, чтобы сжать палец мамы, и зевнул, округлив ротик.

Мила понизила голос.

– Цвет глаз.

Мать сжала челюсти. На щеке дернулся мускул.

– Зеленый.

Услышав это, все мы выдохнули. Зеленый считался безопасным цветом. Некоторые дети рождались с нежданным серебром в глазах. У большинства сереброглазых ведьм будущее было незавидным. Но и скрыть это тоже невозможно: эта магическая мутация позволяет нам ходить по Смерти.

– Зеленый, – повторила Мила, но не стала ничего проверять, как это следовало сделать. Я бросила быстрый взгляд на Золоченого, но он стоял к нам спиной. Перегородив дверной проем, он не оставлял нам ни единого шанса на побег. Я все аккуратно записывала, следя за тем, чтобы руки не дрожали.

– В вашем роду были признаки магии?

Мать помотала головой.

– Ни разу после моей прабабушки. Ни у одного из ее потомков не проявилось никаких признаков.

Это была вопиющая ложь. Эта женщина, которая так нежно укачивала в люльке свое дитя, с легкостью могла пустить по лестнице такой бурный водопад, что он унес бы нашего позолоченного конвоира за входную дверь.

Мила пристально посмотрела на меня, стоящую с открытым ртом.

– Так и запиши, Пенни.

Так я и сделала. И тут она протянула мне иглу, которую принесла с собой. Я взяла ее. И выронила.

Мила громко выругалась:

– Черт побери, Пенни! Где запасная?

Я почувствовала, что Золоченый обратил на меня внимание. От его ледяного взгляда по шее пробежал холодок. Мне даже не пришлось притворяться, что я испугалась и сожалела