Псы Господни - Олег Велесов

и возводили на их месте новые отели10. Застройка получалась плотной, росла не вширь, а ввысь, и наш домик на их фоне выглядел достаточно ущемлено. Пока был жив отец, нам улыбались, но за последний месяц некто мастер Батист уже трижды предлагал маме продать дом. Чем этот мастер занимался, я не ведаю, но вёл он себя настойчиво.

Вот и сегодня не успели мы выйти из ворот, как подручный Батисты подскочил к маме и начал втирать:

— Доброго утра, госпожа Полада. Мой господин, уважаемый мастер Батист, вновь предлагает вам пойти с ним на соглашение и продать дом. Ну подумайте сами, дом старый, фундамент трескается, стены требуют крупных вложений, крыша вот-вот провалится. Как вы будете жить? Где? Тем более сейчас, после такого ужасного события как преждевременная смерть вашего благодетеля сеньора де Сенегена.

Напрасно подручный Батисты сгущал краски. С домом всё было нормально, он ещё всех нас перестоит. Продавать его мы не собирались. Мама так и сказала:

— Передай своему хозяину, что мой дом не продаётся.

— Подумайте, госпожа Полада… — снова зашептал подручный.

Я взял его за ухо, выкрутил. Он заскакал передо мной цыплёнком.

— Ой-ой-ой-ой, господин Вольгаст! Отпустите, оторвёте же!

— А зачем оно тебе? Ты всё равно ничего не слышишь. Тебе говорят: пошёл нахер! — а ты опять свою канитель заводишь.

— Я слышу всё, слышу! Господин Вольгаст, пожалуйста…

Я разжал пальцы. Подручный отпрыгнул и бегом припустился вверх по улице. Я свистнул ему вслед, рассмеялся. Мама уже в которой раз неодобрительно покачала головой.

— Сын, я тебя не узнаю. Ты ведёшь себя как простолюдин. Для чего ты учился в университете? Будущему священнику не годится вести себя подобным образом.

Ох, если б она знала, как мы вели себя в университете, то сама бы запретила мне принимать сан.

— Мама, он не давал вам проходу, а теперь будет обходить за лье.

Вряд ли её убедило моё объяснение, но другого всё равно не будет. Она взяла меня под руку, и мы двинулись краем улицы к вздымающимся над городскими крышами недостроенным башням Реймского собора.

Реймс — город большой, многолюдный. Всадники, люди, тележки, повозки текли сплошным потоком по центральным улицам, смешивались, сталкивались, переругивались. Какого-либо понятия о правостороннем движении не было и в помине, каждый передвигался, как считал правильным. Рай для гаишников. Мы пристроились позади телеги с сеном и более-менее спокойно дошли до соборной площади. Справа остался Старый рынок, слева Францисканский монастырь. Телега свернула к церкви Святого Дионисия, а мы направились прямо по улице Кло д’Анфер и, не доходя Атласного двора, свернули к Конскому рынку.

На рынок выходили фасадами королевская резиденция и городская ратуша. Справа выстроились в ряд экипажи богатых буржуа и местной аристократии. По центру находились привязи для лошадей. Раз в неделю здесь устраивали конские торги, но сейчас было пусто, лишь воробьи склёвывали с мостовой остатки навоза.

Мы прошли к ратуше. Здание выглядело внушительно: трёхэтажное, каменное, в известном готическом стиле, который зародился именно во Франции, в королевском домене, и разошёлся по всей Европе. В этом плане французам есть чем гордиться. Но, увы, местные власти за состоянием здания не следили. Фасад потихонечку осыпался, в крыше зияли дыры. Мастеру Батисте было бы проще и выгоднее купить его, а не наш дом.

В просторном холодном вестибюле к нам сразу подошёл клерк и поклонился.

— Будьте любезны назвать причину вашего прихода в стены городского совета.

— Нам необходимо встретиться с прево, — сказала мама.

— Кто желает его видеть?

— Вольгаст да Сенеген, — уверенно и громко проговорил я, заставив обернуться присутствующих.

Клерк взглянул на меня оценивающе и кивнул.

— Я доложу господину прево. Ждите.

Ждать пришлось часа два. Я нервничал, хотя внешне оставался само спокойствие. Клерк несколько раз появлялся в конце вестибюля, поглядывал на нас и исчезал. Проверял, как мы себя ведём. Этот прево намеренно тянул резину, испытывая наше терпение. Но мама вообще никак не реагировала на задержку. Она медленно прохаживалась из одного конца вестибюля в другой и не замечала ничего и никого вокруг. Я стоял возле входа, разглядывал посетителей. Большинство из них были мелкие буржуа. Дворяне держались отдельно, подчёркивая свое превосходство перед городским плебсом. Я сравнивал и тех, и других, и в принципе не видел особых различий. Одежда одинаковая, выражения лиц одинаковые. Как они определяют кто есть кто? Ну разве что некоторые дворяне были опоясаны особыми дворянскими поясами, но опять же не все. А мне необходимо знать отличия, чтобы в дальнейшем не путать одно сословие с другим.

Время от времени к посетителям подходили клерки, шептались, кого-то направляли к лестнице, кому-то указывали на выход. Наконец подошли к нам.

— Госпожа Полада, господин де Сенеген. Прево ждёт вас.

Клерк провёл нас на второй этаж и с полупоклоном открыл дверь.

Прево оказался на редкость неприятным типом. Выступающие надбровные дуги, тяжёлый взгляд, бородавка на подбородке. Волосы сальные, прикрыты серой шапочкой. В памяти всплыло имя: Жак Лушар. До того, как стать прево и членом городского совета, он был хранителем мастеров ткачей Реймса — хранил цеховую казну и занимался проверкой качества тканей, бегая из одной мастерской в другую. Сейчас он сидел за письменным столом, но увидев нас, быстро поднялся и пошёл навстречу, улыбаясь и кланяясь.

— Чрезвычайно рад, чрезвычайно! Госпожа Полада, примите мои искренние соболезнования по поводу столь внезапной кончины сеньора де Сенегена. Все мы были поражены этим. Но что поделать, такова жизнь. Могу я узнать, какое дело привело вас ко мне? Уверяю, я выполню всё, что в моих силах.

Фразы были дежурные, как и улыбка с поклонами. Однако тот факт, что городской прево был осведомлён о кончине моего отца, мягко говоря, удивлял.

— Благодарю, — кивнула мама. — Вы хорошо осведомлены о проблемах моей семьи.

— Должность обязывает. Так с чем пожаловали?

Я ждал, что он предложит маме присесть, но ни стульев, ни скамеек в кабинете не было. Видимо, городской прево вёл переговоры исключительно с теми, кто ниже его по статусу, и подобным образом стремился показать просителям их место. В этом был смысл: я начальник, ты никто. Но к нам он отнёсся с уважением, иначе не стал бы вставать и подходить.

— Господин Лушар, после гибели сеньора де Сенегена нам стали поступать угрозы от его старшего сына, Мартина де Сенегена. Я бы хотела просить оградить нас от его посягательств.

Прево покачал головой,