Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

Дни становились совсем короткими. Солнце поднималось низко над горизонтом, скользило по небу и быстро пряталось за лесом. В ясные ночи небо было усыпано звездами, яркими и крупными в морозном воздухе. Луна освещала заснеженный Кашлык призрачным светом, отбрасывая четкие тени от построек и частокола.

Лес вокруг городка замер. Птиц почти не было слышно, только изредка каркали вороны да стучал дятел. Следы зверей на снегу рассказывали о ночной жизни леса — заячьи петли, лисьи цепочки, глубокие провалы от лосиных копыт. Волки подходили близко к острогу, по ночам было слышно их вой. Казаки говорили, что волки чуют кровь и ждут своего часа.

Снег менял все вокруг. Знакомые места становились неузнаваемыми. Тропинки заметало, ориентиры исчезали под белым покровом.

Я смотрел на снег и вдруг понял: решено. Буду делать винтовки. Не простые охотничьи пищали, а длинноствольные нарезные ружья с оптическими прицелами.

Снайперские винтовки.

Да, у нас почти нет пороха. Но эти ружья будут не для частой стрельбы. Для них мы порох сэкономим.

Арбалет — оружие потрясающее. Но мы смогли вытащить из его принципа работы, наверное, уже все, что только возможно. Тяжеленные блочные арбалеты с немецким воротом и с оптикой — дальше искать уже нечего. Они помогли провести операцию с вызволением Ивана Кольцо, поразив цели на расстоянии свыше двухсот метров, но это уже предел. Болт полетит и дальше, но попасть в отдельно стоящую цель он уже не сумеет. К тому же на него сильнее влияет ветер. Чего у него не отнять, так это бесшумности — но она не всегда важна.

Пуля из длинного нарезного ствола — другое дело. Стабилизированная спиральными канавками, она летит устойчивее, держит направление лучше, чем стрела или круглая пуля из обычной пищали. Это означало одно: мы сможем поражать важные цели. Там, где другое оружие бессильно.

Длинноствольная нарезная винтовка с качественным стволом, правильным зарядом и оптическим прицелом в хороших условиях поразит ростовую цель на трехстах — трехстах пятидесяти метрах, а может, и больше. Сейчас у нас есть проблема — нет хороших кремней, поэтому первые винтовки будут фитильными, но это только начало. Вдобавок, на точности это почти никак не скажется.

Вообще-то стволы делают из прокатной стали или отливают, затем нарезают на станках. Здесь же, скорее всего, придется ковать из полосы железа, скручивать, клёпать или вытягивать из цельного куска.

Можно попробовать начать с переделки существующих пищалей — выправить каналы, пройтись разверткой, нарезать вручную спиральные канавки. Медленно, но быстрее, чем ковать новые стволы с нуля.

Нарезка — самое сложное. Каждый виток придется прорезать вручную, шаг за шагом, по всей длине ствола. Малейшее отклонение — и баллистика пойдёт к чёрту. Наверное, я сооружу примитивный нарезной станок: деревянная рама, ходовой винт, стальной шток с резцом на конце.

Свинец у нас еще есть. Немного, но есть. Сохраним его для снайперских выстрелов. Каждую пулю будем отливать в точных формах, затем обтачивать до нужного калибра.

Критически важный элемент — так называемый патч, или полоска льняной ткани, которой следует оборачивать пулю перед заряжанием. Он обеспечит герметизацию пороховых газов и зацепление пули за нарезы. Без патча вся затея теряла смысл.

Порох стал отдельной головной болью. Местный порох — грубые комья разного размера и влажности. Для точной стрельбы нужна однородность. Его придется заново сушить, просеивать и гранулировать.

Прицелы у нас уже есть — они отлично показали себя на арбалетах. Будем их совершенствовать.

В общем, как-то так. Это все пока навскидку — со временем, возможно, будут корректировки, изменения, но пока план действий таков.

* * *

…В большом войлочном шатре, украшенном коврами и мехами, было тепло, несмотря на первый снег, что укрыл сибирские леса белым покрывалом. Дым от жаровни с углями поднимался к дымовому отверстию, а на низком столике стояли серебряные чаши с горячим кумысом. Хан Кучум, закутанный в соболью шубу, сидел на расшитых подушках напротив гостя из далёкой Бухары.

Посланник эмира был человеком средних лет, с острой бородкой и проницательными глазами. Его халат из тонкого бухарского шёлка, подбитый мехом, говорил о высоком положении при дворе. Рядом с ним расположились двое из его свиты — молчаливые воины в чалмах, державшиеся с достоинством.

— Почтенный хан, — произнёс посланник, отпив из чаши, — мой повелитель, светлейший эмир, шлёт вам свои братские приветствия. Он помнит о давних связях между нашими землями и скорбит о бедах, что постигли ваше ханство.

Кучум кивнул, его узкие глаза внимательно изучали гостя. Старый хан замечал — в дипломатических речах бухарца не было и тени того раболепства, которое он привык видеть от своих подданных. Этот человек говорил как представитель равной силы, может быть, даже большей.

— Брат мой, эмир, мудр и могуществен, — продолжил посланник, поглаживая бородку. — Он видит, как неверные русские всё дальше проникают в земли правоверных. Сегодня они отняли Искер, завтра придут к стенам Бухары. Это понимают все разумные правители.

— Русские… — Кучум сжал челюсти. — Этот проклятый Ермак со своими казаками.

— Именно поэтому, почтенный хан, эмир желает помочь вам вернуть то, что принадлежит вам по праву. Мы должны действовать сообща, как братья по вере.

Кучум наклонился вперёд.

— Что предлагает эмир? Пришлёт ли он своих воинов?

Посланник загадочно улыбнулся и покачал головой.

— Воины — это хорошо, но против русских военных хитростей нужно нечто большее. Мой повелитель послал вам кое-что получше целого войска. Человека, который знает секреты русских и европейцев.

— Человека? — недоверчиво переспросил Кучум.

— Да, почтенный хан. Русского инженера, который много лет обучался военному искусству в землях франков и германцев. Теперь он служит эмиру и готов помочь вам одолеть Ермака.

Кучум выпрямился, его брови поднялись от удивления.

— Русский? Он согласится воевать против своих соплеменников?

Посланник рассмеялся, показав белые зубы.

— О, почтенный хан, этот человек — истинный сын нового времени. Он служит тому, кто ценит его знания и умения. Родина для него — что-то зыбкое, вроде утреннего тумана. Позвольте представить его вам.

Он сделал знак одному из своих спутников, и тот вышел из шатра. Через несколько мгновений полог откинулся, впуская клубы морозного воздуха и человека в европейском платье, поверх которого была накинута волчья шуба.

Вошедший был высок и строен, с русыми волосами и аккуратно подстриженной бородой на манер, принятый в немецких землях. Ему было около тридцати пяти лет, и в его серых глазах читался острый ум. Он поклонился Кучуму — не слишком низко, но с должным уважением.

— Великий хан, — произнёс он по-татарски с заметным акцентом, — меня зовут