Метод Макаренко - Феликс Кресс

Эпизодически из кружка вылетало эмоциональное: «Давай! Добивай его!», «Ну что ты тупишь⁈», «Вон, там босс! Вали его, бл**дь!» «Давай, давай, хиль его!» Кажись, турнир у них какой-то, если я правильно понял эти взволнованные реплики.

Погулять вышли, называется. В их возрасте мы мяч гоняли, в прятки играли, на великах рассекали, да с крапивой сражались, а эти…

Я начал поглядывать в сторону мужиков. Может, с ними всё же быстрее получится. Но тут один из пацанов — пухляш, в яркой кофте — ругнулся:

— Я в ауте! Меня фрагнули из-за лагов! — Он топнул ногой, ткнул в экран пальцем и швырнул телефон на скамейку. Похоже, первый выбыл.

— Слышь, пацан, — не теряя времени, обратился я к нему. — А в какой стороне, четвёртая школа?

К моему удивлению, среагировал не только он, но и все остальные. Они синхронно задрали свои головы, оторвавшись от экранов, и уставились на меня, как на привидение. Чего это они? Или сейчас не принято вот так подходить и дорогу узнавать?

Пухляш глупо хихикнул, оглядывая товарищей, и выпустил облако густого дыма из какой-то блестящей штуки. Другой, долговязый, с чёлкой на глаз, тоже втянул в себя воздух из похожей штукенции и тоже выдул облако густого дыма. Курят, что ли? Принюхался. Да нет, табаком вроде не несёт. Меж тем пацан медленно вытянул руку и ткнул пальцем куда-то вправо, за дома.

— Т-т-там… — пробормотал он, заикаясь. — В старом городе…

Я проследил взглядом за его указующим перстом. В той стороне виднелись какие-то здания, но была ли среди них школа? Хрен его знает. И что значит «старый город»?

— Понял, спасибо.

Достал из кармана конфетку и протянул её «болезному». Пацан принял её с недоверием, словно я пытался подсунуть ему что-то запрещённое.

Я развернулся и зашагал в указанном направлении, спиной чувствуя пристальные взгляды детворы. Неужели и конфет уже не берут? Может, и к лучшему. Или дети сейчас такие диковатые, что живое общение их шокирует? Что так удивило мелких в моём вопросе, я так и не понял.

Вскоре я выкинул их из головы, потому что, пройдя несколько незнакомых улочек, я свернул за угол и… оказался в старом районе со знакомыми до боли декорациями. Это был очередной прыжок во времени! Время здесь будто застыло и ничего почти не изменилось. Вот, наверное, почему это называли «старым городом».

Разительный контраст оглушил. Вот буквально за поворотом — совершенно другой город. Новый, глянцевый, сверкающий витринами, машинами, всеми этими достижениями прогресса. А здесь — обшарпанные хрущёвки, некоторые из которых, казалось, дышат на ладан, асфальт весь в дырах и заплатах, а ветер куда-то неутомимо волочит целлофановый пакет по тротуару. Я дома.

Я легко мог представить себе, что вот здесь, у подъезда номер пять, всегда валялись окурки и пустые банки. Собственно, они и сейчас здесь. А на этой лавочке вечерами тусовалась местная шпана… На секунду мне показалось, что вот-вот из-за угла покажется бритый налысо браток в малиновом пиджаке, накинутом на плечи, и, оскалив золотые зубы, попросит закурить. Но нет, вокруг было тихо.

Тишину нарушал только отдалённый лай собак и гул машин с соседней магистрали. Раньше здесь кипела жизнь — громкая, бурная, иногда опасная. Сейчас же налицо полное запустение.

Впрочем, не совсем запустение. Дворы были буквально забиты машинами. Они стояли везде: на крохотных газонах, на тротуарах, впритык друг к другу. И не «девятки» или «копейки», а иномарки. Разные — от небольших хетчбэков до внушительных внедорожников.

Вот в интернете народ на каждом углу жалуется, как в стране жить плохо. А гляди ж, всё в машинах. Да ещё каких! В девяностых, к примеру, «мерина» мог позволить себе далеко не каждый. Он был символом успеха криминального авторитета. А сейчас их вон сколько стоит. А телефоны? В моё время «мобила» была диковинкой, статусной игрушкой. Сейчас же у каждого пацана в руке по такому. Даже у тех, кто от мамкиной юбки ещё не оторвался.

И отношение к ним, как у нас в детстве к пистолету из палки. И то, кажется, палку мы ценили больше, потому что за ней надо было сходить в лес, поискать нужной формы.

Неожиданно словил себя на мысли, что ворчу, как батя в моём детстве. Усмехнулся. Либо это генетика, либо просто неизбежность. Похоже, человек всегда ворчит на то, что ему непонятно. Ну или это просто трезвый взгляд человека, который увидел обе стороны временной пропасти.

Я шёл дальше, и с каждым шагом по улице воображение дорисовывало картины, которые могли случаться здесь. Вот гаражный кооператив, где наверняка собирались пацаны. Вот маленький скверик с покосившимся памятником Ленину. Стоит, позеленевший от времени, бронзовый палец по-прежнему указывает в светлое будущее, которое для меня стало уже настоящим.

Наконец, показался комплекс зданий из кирпича. Школа № 4 им. И. С. Тургенева. Только вид у неё был… уставший. Очень уставший.

Кирпичная кладка в некоторых местах осыпалась, кое-где были видны свежие, но небрежные заплаты из другого, более светлого кирпича. Штукатурка на карнизах облупилась. Забор вокруг школьного двора окрашен в зелёный цвет. Ворота закрыты на большой амбарный замок.

Подошёл ближе и взялся за холодные прутья. Школьный двор был пуст. Асфальт в трещинах, по краям пробивался бурьян, но была видна свежевыкрашенная разметка классов. Видимо, после первого сентября осталось.

Стал обходить школу по кругу. О, а вот и курилка, если судить по окуркам и смятым пачкам. На торце здания красовалась корявая надпись: «Школа готовит нас к жизни в мире, которого не существует». Философ, однако, написал. И не так далеко ушёл от истины.

Я вышел к стадиону. М-да, картина не лучше. Волейбольные стойки покосились, а футбольные ворота просто покрасили свежей краской поверх ржавчины, отчего они выглядели ещё более жалко.

«На грани закрытия», — вспомнились слова Елены Павловны.

Что ж, завуч не соврала. То, что я вижу, не внушает оптимизма. Я ещё немного постоял, впитывая впечатления, затем решил ещё раз обойти здание. Сделал шаг и вдруг почувствовал на себе взгляд.

Я обернулся, почёсывая затылок. Старый рефлекс. Когда чувствуешь слежку, лучше изобразить растерянность, чем настороженность. В метрах пятнадцати, прислонившись к забору, стоял старик. Невысокий, сухонький, в поношенной рубашке и кепке. Поверх одежды на нём был надет яркий оранжевый жилет. В руках он держал метлу. Вероятно, дворник. Или сторож.

Увидев, что я обратил на него внимание, старик не отвёл глаз, а наоборот, медленно, с некоторым трудом выпрямился и неловко махнул рукой в знак приветствия, дружелюбно улыбнувшись. Закинув метлу