Матабар VI - Кирилл Сергеевич Клеванский

Ард откусил нитку, завязал узел и посмотрел на шерифа. Та не сводила взгляд с окна. Разглядывала прохожих, делая вид, что с ней все в порядке. Разве что быстро стучащее, то и дело оступавшееся сердце выдавало её страх, неуверенность и ложь. Марьяна врала. Сама себе.

— Ну что, капрал, получается ждем?

Ардан кивнул.

— Ждем.

Благо ждать оставалось совсем недолго. День Плача начнется с первой звездой. Всего через десять часов.

Глава 46

Ветер хлестал по лицу с неутомимостью преданной женщины. Ардан не знал лично, как это должно происходить, но помнил подобное сравнение из сказок Дедушки. Правда там не упоминалось, как во время накатывающего морского шторма сквозь туманную даль, где небо и воды сплетались в единое свинцовое полотно, медленно и неотвратимо спешит на битву с землей небесная стихия. Ветра, как стаи диких птиц, рвались с горизонта, шурша в темных облаках и разбивая воздух на острые, свистящие порывы. Волны — высокие, тяжелые, с белыми гребнями, будто пенные короны, — вставали крепостными стенами. Не рассказывали Арду и как те с гулом катятся и обрушиваются на скалистый берег в неутомимой, пусть и бесплотной попытке, разбить твердь своей первобытной яростью.

Как камни дрожат под натиском стихии, а брызги взлетают ввысь, осыпая острым, почти стеклянным, солёным дождём всё вокруг.

В глубине бухты вдруг зазвучал низкий, все нарастающий гул, словно голос самого океана, призывавшего на службу свои бесчисленные легионы.

Шторм все ярился, а Ард стоял перед ним, почти забыв о собственном дыхании. Ветер бил в грудь, срывал с губ слова и мысли, и, казалось, вот-вот очередной порыв ворвется прямо в сердце, с корнем вырывая из него покой. Воздух от соли и влаги казался гуще песка. Дыхание обжигало запутавшимся среди вихрей огнем и всё же Ард не мог отвести взгляд.

Волны бесновались громадными зверями с хриплым рёвом бросаясь на скалы, ломаясь о них в ослепительных взрывах пены. И каждый их очередной натиск отзывался в теле набатным колоколом монастыря, обернувшегося мелкой, серой точкой в вихрях оттенков черного.

Земля дрожала под ступнями двух насмерть бьющихся армий, а Ард, ничтожный и хрупкий, ощущал их мощь так ясно, что кровь стыла в жилах.

Но вместе с первобытным, животным страхом поднималось другое чувство — тихое восхищение. В этой свободной ярости ощущалось что-то необычное. Что-то иное. Словно сама природа распахнула свою душу нараспашку, лишив ту последних покровов. Смотри и возьми, коли осмелишься. Будто стоит протянуть руку, сделать шаг вперед и ты вовсе не пропадешь внутри бесконечного потока, ожившего вверху и внизу мрака, а проникнешь куда-то дальше, чем видел глаз и слышало ухо.

Гулкий рёв океана постепенно оборачивался песней, молнии резали тучи серебряными клыками. И в каждый новый миг, среди взрывов волн и грохота пылающего неба, между страхом и трепетом Ард чувствовал себя вовсе не в центре безумия, заставлявшего людей и Первородных в испуге прятаться в своих маленьких и таких незначительных пристанищах мнимого покоя и такой же иллюзорной безопасности. Нет-нет, он оказался где-то в другом месте. В таком, что нельзя выразить словами смертных.

Шторм не спрашивал, не жалел, не щадил. Он просто был. Существовал. Огромный, живой, безжалостный и прекрасный. И Ард, дрожащий под его одновременно свирепым и беспристрастным дыханием…

— Капрал! — крик Марьяна, на миг пробившийся сквозь рев стихии, вырвал Арда с границы изнанки мира, куда он неосознанно скользнул.

Юноша, по пояс ногой, босой и в одних только подштаниках, стоял на самом краю скалистого уступа. Рядом с ним лежал заранее притащенный валун весом в несколько десятков килограмм. В руках посох, а на поясе качался гримуар (оставалось только молиться Спящим Духам, чтобы Ард не просто так заплатил за него маленькое состояние) и несколько склянок, закрепленных в крепко затянутых петлях. Так же, как и запасные накопители. Основные сияли в кольцах.

Шериф, прикрывая лицо ладонью, согнулась в поясе едва ли не под прямым углом. Создавалось впечатление, что следующий порыв ветра обязательно столкнет её с ног и покатит куда-то под склон.

— Вечные Ангелы, капрал! — в своей привычной манере, шериф говорила малопонятные, двусмысленные фразы. — Если все столичные маги выглядят под своими регалиями так же, как и ты — то я знаю, куда поеду когда все закончится!

— Через четверть часа! — выкрикнул в ответ Ард, стараясь перекрыть рев шторма. — Поджигайте через четверть часа!

— Хорошо! А как ты…

Она кричала что-то еще. Кажется, спрашивала, как именно Ард планировал спуститься на дно или что-то в этом духе. Но юноша уже не слушал.

Подставляя лицо стеклянным осколкам вдребезги разбитой водной глади, он вытаскивал из петель одну склянку за другой. Первым он опрокинул в глотку отвар для укрепления костей. Обычно на вкус он напоминал мясной бульон, но теперь горло драл густой привкус подгнившего мяса. А вместо ощущения тепла, разливающегося по телу, Арда пробила судорога.

Атта’нха была трижды права, когда предупреждала об опасности наговоров над зельями. Даже опытнейшие Эан’Хане старались к ним никогда не прибегать, оставляя на откуп деревенским знахарям и экстренным случаям.

Ардан даже не знал, сколько времени продлиться действие и окажется ли оно хотя бы в половину таким, как от настоящего отвара Каменных Костей.

Следующим он выпил Жабье Дыхание, едва ли рефлекторно не сплюнув тухлую воду, забурлившую в его животе. И, напоследок, он буквально насильно проглотил что-то с резким запахом аммиака — Ночное Зрение.

Стараясь удержать отвратный коктейль внутри, не позволяя тому вернуться обратно тем же способом, которым тот попал в тело, Ардан опустил веки, напряг мышцы вокруг глазниц, а затем резко открыл глаза. Мир вокруг, в самом прямом смысле, подернулся немного мутной пеленой, но, странным образом, видимость стала лучше — благодаря третьему веку не приходилось щуриться.

Переложив посох в левую руку, Ардан, все это время стоявший, в отличии от Марьяны, с прямой спиной, опустился на корточки. Он обхватил валун правой рукой и, напрягая мышцы торса и груди, взвалил тот на плечо. Поднявшись на ноги, Ардан сделал несколько шагов назад, а затем, как учил Гута, разбежавшись в последний момент, уже над самым обрывом, выгнулся дугой и, одновременно с толчком ногами, выстрелил телом, как пружиной.

Мир вокруг него на мгновение застыл. Замер прямо посреди столь же вечной, сколько и бессмысленной битвы. Небо, напоминающее загустившийся над фабриками дым, теперь казалось вихрями раскрашенного ветра. А океан, мгновением ранее бушевавший пенными гребнями,