MAYDAY 2 - Ксения Кантор

***

В голове оглушительно звенело. Точно рядом взорвалась бомба. О том же свидетельствовало тело, его словно пропустили через мясорубку. Превозмогая боль, Кристина подползла к Рите. Трясла, уговаривала подняться, обещала почитать. А та не откликалась. На неподвижном лице застыло хныкающее выражение. Как всегда бывало, стоило Рите удариться или порезать палец. Пытаясь отыскать источник боли, девушка сместила взгляд вниз и только сейчас заметила кровь. Она была повсюду – на одежде – ее, Риты, багряной лужей расплывалась по полу.

Откуда же столько? Вмиг захлестнула паника. Надо срочно отыскать ранение, остановить кровотечение и дождаться докторов. Дрожащие ладони принялись ощупывать детское тело.

В полном беспамятстве, она ползала возле девочки, то тормоша ее, то вновь отыскивая рану. Из глаз непрерывным потоком текли слезы. Кристина чувствовала такую беспомощность, какую не испытывала никогда прежде. Как же так? Она справлялась с ранениями солдат, и почти всегда безошибочно определяла источник проблемы. А сейчас полное банкротство. Звон в голове все нарастал, мешая сосредоточиться.

Кто-то попытался отодрать ее от Риты. Кристина вырвалась и вновь припала к худенькому тельцу. Пальцы коснулись сонной артерии и не почувствовали НИЧЕГО. Это все проклятый звон. Надо выдохнуть, успокоиться. Но как бы ни старалась, а уловить сердцебиения не могла.

Но ведь так не бывает.

Все неправда.

Абсурдность ситуации зашкаливала. И Кристина отказывалась ее принимать.

Откуда-то доносились слова, отдельные фразы, но они не несли в себе никакого смысла. Неверящим, затравленным взглядом Кристина смотрела на Риту. Медленно сквозь затуманенное, оглушенное сознание до нее начало доходить.

Рита… умерла?

Этого не может быть.

Только не она.

Прошу, только не она.

Схватившись за голову, Кристина уткнулась лбом в холодный пол и разрыдалась в голос. Вся чудовищность, непоправимость ситуации вспорола мозг, судорогой скрутила тело. Она выла и царапалась, когда кто-то пытался ее поднять. Кричала, требуя срочно позвать докторов.

Затем ее все же скрутили и куда-то понесли. Подальше от холла, командора и мертвого тела десятилетней девочки.

Кирилл ждал ее дома. Ему хватило одного взгляда на лицо сестры, перепачканные кровью руки, одежду, чтобы все понять. И он заплакал, горько, беспомощно и абсолютно беззвучно.

Сестра опустилась на пол. Отрешенная, потерянная. Словно выцветший рисунок, в котором потускнели все краски, линии и образы размылись, став безжизненными, почти исчезнувшими. Стало страшно. Он никогда не видел ее такой.

Кирилл не сразу осмелился подойти. Казалось, дотронься, и сестра рассыпется. Присев рядом, он прижался плечом, подтянул к себе ноги и затих. Так и сидели, пока за окном не стемнело.

После пробуждения ее мгновенно накрыло осознание – Риты больше нет. Словно черной плитой придавило, размазало, и не понять, как жить дальше?

Как не сойти с ума, видя ее комнату с любимыми вещами, ощущать на груди подаренный ей кулон и знать, что она больше никогда не сможет ее обнять, провести ладонью по белокурым волосам. И никогда не увидит ее лица.

Из соседней спальни донеслась возня. Неожиданно в комнату зашла Лилу. Принюхалась, вильнула хвостом и выжидательно застыла. Наверное, собака хотела на улицу или есть. Надо как-то собрать себя, подняться, подумать о завтраке. Но вместо этого девушка натянула на голову одеяло, трусливо сбегая от реальности. Слишком больно. Даже дышать. Невыносимая горечь потери разливалась по венам самым смертоносным вирусом.

Подумалось о Марке. От промелькнувшего перед глазами образа захотелось вновь завыть, биться в истерике до полного опустошения. Что теперь с ним? С ними?

***

Цинковый гроб. Мокрая взвесь в воздухе, и небо над головой того же цвета, что и гроб. Закрытый. Он не смог ее сжечь, как и не смог найти в себе сил смотреть на мертвое детское лицо. Хотел помнить ее веселой, непосредственной и шебутной. Хотел помнить леденцовый запах, звонкий голосок и смешные вопросы. И не желал допускать даже мысли, что на дне холодного металлического ящика лежит его дочь. Рита.

Просто гроб, просто могила, просто поганый день.

Он стоял окаменевший, устремив невидящий взгляд на комья влажной земли. Все мысли, задачи, песок дней остались где-то в стороне. Внутри выжженная пустошь, еще дымили обугленные внутренности, реял ветер, разнося серый пепел, но живого здесь больше нет. Его сознание, все чувства погрузились в беспробудный, глубокий мрак, черный и вязкий. И не выбраться. Не всплыть.

Где-то каркала ворона, тихий гул шепотков витал над толпой. Он ничего не видел, никого не замечал.

Марк умер в то же мгновение, как вылетела пуля. Тот выстрел разом прошил два сердца. На вылет.

Не дожидаясь, пока первые комья упадут на цинковую крышку, он развернулся и на деревянных ногах пошел прочь.

После похорон командор заперся в кабинете. Спустя минуту на этаже раздался жуткий грохот. Находившиеся поблизости солдаты ошеломленно замерли. Казалось, рушится здание, дрожат стены и вот-вот сложатся карточным домиком, погребя всех под собой. До слуха доносился треск, звон бьющегося стекла, глухие удары, скрежет, словно где-то бесновался огромный раненый зверь. Источник звука выяснили быстро и столпились перед закрытыми дверями. Никто не понимал, что делать. Смельчаков сунуться внутрь не нашлось, и солдаты стояли, переминаясь с ноги на ногу и обмениваясь растерянными взглядами. Как вдруг позади уверенный голос отдал приказ:

– Разойтись!

Расступившиеся солдаты пропустили вперед Рокова, но расходиться не спешили. Заметив это, Олег нахмурился.

– У вас, что дел нет? Сейчас быстро организую!

Через секунду коридор опустел. А Роков с тяжелым сердцем распахнул дверь. В ту же секунду же над ухом что-то просвистело и с грохотом разбилось о стену за спиной. В кабинете творился полный бедлам. Перевернутый стол, в щепки раскрошенные стулья и куча бумаг на полу. А посреди обломков и хаоса стоял командор, сжимая и разжимая в мясо расшибленные кулаки.

– Проваливай!

Воздух сгустился, послышались далекие раскаты грома. В кабинете ощутимо потемнело. Тем не менее Роков шагнул за порог и запер за собой дверь.

– Выслушай.

На него метнулся взбешенный предупреждающий взгляд, но Олег не спасовал.

– Я не в настроении. – глухо предупредил Марк.

– Это заметно. И все же надо поговорить.

Командор резко со свистом выдохнул и провел пятерней по волосам. Когда он повернул голову вновь, на лице царило привычное хладнокровное выражение. Вот только смотреть на него по-прежнему было страшно. Губы сжались в узкую полоску, на скулах напряженно перекатывались желваки. А в глазах бушевало адское пламя. Даже Олег не сразу нашел нужные слова.

– Мне очень жаль твою дочь.

– Дальше.

– Я понимаю твое горе и разделяю его. Но Марк… какого черта ты творишь?

Командор непонимающе приподнял бровь.

– Зачем ты