Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

теперь исходила от всего его тела, она находила лазейки в стыках брони, просачивалась наружу, окутывая его потусторонней аурой. Черты лица подёрнулись, заострились, соломенные глаза начали наливаться тёмным золотом. Рыцарь вновь оскалился, но теперь это больше походило на оскал дикого зверя. Когда же он бросился в атаку, спокойные и выверенные движения мечника пропали, а им на смену пришёл хаос и непредсказуемость. А ещё жажда смерти.

За четверть минуты боя Люциус успел нанести с десяток быстрых ударов по всем троим магам, метаясь от одного противника к другому. Он подобно урагану вминал их оборону, заставляя пятиться под этим сумасшедшим натиском. И вместе с ними пятился я сам, теперь совсем не считавший своё положение безопасным. И вот уже Императору пришлось растянуть свою защиту, чтобы укрыть весь наш треугольный редут.

Сам же Люциус несмотря на то что уже лишился бо́льшей части своей знаменитой брони, казалось, не замечал смертоносных заклинаний, что жалили его со всех сторон. Подобно демону, его плоть сама стала прочнее стали, растворяя весь урон в этой своей серой дымке. Враг казался неуязвим, а его ярость неотвратимой. Но у всего есть цена, и, кажется, командор уже растратил слишком много.

Бой происходил на такой скорости, что я даже не понял, что именно из всего обрушившегося на него арсенала наконец оторвало Люциусу руку. Зато я видел, как оставшейся он успел направить свой меч в грудь Императора, выпуская на волю силу жертвенных камней. Клинок, казавшийся прочнее алмаза, разлетелся на тысячу осколков, а самого рыцаря отшвырнуло назад. Его тело пропахало землю и доски, раскиданные после обрушения сарая. Стальную нагрудную пластину смяло как кусок фольги, голова лишилась уха и носа, а волосы будто слизало пламенем. Наверняка были и другие, скрытые повреждения. Но несмотря на это он вновь вскочил на ноги, а все приобретённые увечья уже регенерировали с чудовищной скоростью. Даже потерянная конечность начала отрастать. Но и для командора это не происходило незаметно. Он осунулся, похудел, остатки брони, ещё сохранившиеся на своих местах, теперь казались ему не по размеру. Словно он черпал силы на восстановление из своего же организма.

Но на этот раз времени ему не дали. Держащие до этого момента только оборону маги, наконец, сами перешли в атаку. И Протерус и Шад воспользовались тем же заклинанием, что и Орус в нашей битве с Багровым ужасом. Сотканные из энергетических потоков цепи сковали тело не успевшего до конца восстановиться главы Ордена. Они лопались и рвались под яростным сопротивлением пленника и продержались бы не больше пары секунд. Но этого времени хватило, чтобы Император нанёс свой сокрушительный удар.

Четыре абсолютно чёрные сферы, каждая размером с яблоко, всего на мгновение возникли возле рвущего оковы Люциуса. В короткой вспышке мрака они расширились втрое и схлопнулись вновь, без следа исчезнув из этого пространства. Там, где они на мгновение коснулись тела сильнейшего воина Павелена, теперь зияли ровные полукруглые кратеры. Кусок бедра вместе с частью бедренной кости, правое подреберье с половиной печени, всё правое плечо и несколько рёбер с левой стороны груди. Всё это испарилось за долю секунды, оставив на могучем теле пустоту. Словно наперекор всему, простояв ещё какое-то время на ногах, Люциус медленно повалился на землю.

Я слышал, как с неподдельным облегчением выдохнул Протерус. Видел, как стёр с лица выступивший на нём пот магистр Шад. А ещё я заметил, как спешно запахнул полу своего тонкого плаща Император, укрывая от посторонних взоров расползающееся на светлом дорожном камзоле кровавое пятно.

Все мы шагнули к поверженному противнику. И хоть его тело уже не двигалось, оно всё ещё жило. Края ран медленно пытались стянуться, ткань нарасти и заполнить зияющие дыры, а сердце, проглядывающее сквозь пробоину в груди, продолжало биться. Неужто и после такого он сможет встать?

Мы молча смотрели на этот неукротимый источник жизни, когда к телу поверженного командира подошёл капитан Крест. В своих руках он держал оковы, которые ещё совсем недавно были на моих собственных руках. Он с некоторой растерянностью смотрел на не успевшую до конца отрасти левую руку, не понимая, как ему приладить эти кандалы, коли ещё не сформировалось запястье.

— Оставь это, — негромко сказал Протерус, будто боялся пробудить лежащего без сознания командора. Или того, кто им когда-то являлся.

— Но ты же сказал, что мы доставим его в Орден и попробуем убрать скверну…

— Ты и сам видишь, что всё зашло ещё дальше, чем мы опасались. Сегодня он растерял последние крохи своей человеческой сути. Лучше простись с ним, пока ещё не поздно. После этого мы освободим его от плена этой мерзости. Раз и навсегда.

И тут я был склонен согласиться с магистром. Не потому что Люциус ради своих интересов был готов обречь меня на участь страшнее смерти, а потому что видел, во что он превратился. Все регенерировавшие части его тела теперь едва ли напоминали человеческие. Скорее то была плоть демона, покрытые чёрной кожей, с бугрящимися наростами и острыми шипами. Сочащаяся из ран кровь загустела и почернела, а рот был полон острых словно пилы зубов. Да и эту ауру я уже не раз чувствовал, когда лицом к лицу сталкивался с сильнейшими тварями Бездны.

Когда капитан коротко попрощался со своим бывшим командиром, его меч отделил обезображенную голову от остального тела. Останки возложили на большое кострище, доски для которого по двору лично собирал Крест. Каждый из четверых запалил свой край, то ли отдавая дань величию господина Люциуса, командора Ордена Раскола и сильнейшего воина Павелена, а может, таким образом они делили меж собой ответственность за его убийство.

Не дожидаясь пока прогорит пламя, я подошёл к капитану и задал ему самый важный для меня вопрос:

— Где мои люди, Крест?

Рыцарь вздрогнул, словно на миг испугавшись. Но быстро пришёл в себя.

— В безопасности, — коротко ответил он. — В основном здании. Связаны, но почти невредимы…

Тут дверь центрального барака распахнулась, а во двор один за другим начали выходить Зайцы. Безоружные и бездоспешные, у некоторых из них были заплывшие синяками лица (наверное, сопротивлялись, когда их вязали). В общем, прямо сейчас они больше напоминали не опытных и отважных бойцов, а ватагу разнорабочих, вышедших на очередную халтуру после ночной попойки. Они стояли в нерешительности, ожидая указаний и боясь подходить к столь сиятельным особам, занятым явно очень важным делом — сжиганием тела другой особы, не менее сиятельной в прошлом.

Возможно, самое время напомнить о взятых