Фантастика 2025-152 - Екатерина Александровна Боброва

самый Пьер Кошон. Не злыдня епископ, судивший Жанну, а его полный тезка (бывают же совпадения), служивший писарем. Этот Пьер был одним из немногих, кто пал на колени, когда во двор замка вывели обессиленную деву Жанну. Генерал Ли приказал освободить этих людей и принять на службу Орлеанской Деве. Сразу еще десятка три бухнулись на колени… но их всё равно отвели в темницу.

— Что вы, Ваша Светлость! — испуганно улыбнулся Пьер. — Какие могут быть извинения…

— Светлость? — усмехнулся Гванук. — Посмотри на нас. Это ты — светлость.

Понимали они друг друга с трудом. Удивительное дело: тайный язык Армии оказался тем самым языком, на котором говорят французы — лангедойлем. Только каждое слово они говорят немного неправильно. Но Гванук точно расслышал что-то про «светлое». Сравнил свои волосы и кожу с пьеровыми — будто, выстиранными сто лишних раз. И пошутил. А тот перепугался!

— О нет! — замахал руками жречёнок. — Я простой слуга Господа. А вы — по меньшей мере, герцог. Я видел — вы ближайший соратник Генерала Луи.

Про герцогов и прочие местные чины Гванук знал. Сиятельный в дороге подробно объяснял. Бригадир О улыбнулся себе — маленькому мальчишке в обносках, нанятому палубным служкой.

— Я родился слугой, Пьер Кошон. Нищим слугой. Сыном слуг, внуком слуг.

И юноша пристально присмотрелся к французику. Он помнил, как менялось выражение лиц цейлонских раджей. Помнил, как трудно было перенести это разочарование и брезгливость в их глазах. Но тощенький жрец его удивил. Его физиономия совершенно искренне выдала зависть и восхищение. Жреца не сильно волновало прошлое бригадира О. Он оценил, чего смог добиться вчерашний слуга.

«Что ж, эта Европа не совсем ужасна».

— Ваша Светлость! — Пьер всё равно решил считать Гванука герцогом. — Не могли бы вы рассказать мне о стране Пресвитерианцев? Насколько она близка к Царству Иоанна?

— Страна? — «герцог» зашелся в смехе. В Армии Старого Владыки были представители десятков народов. Чосонцы, ниппонцы и жители империи Мин; пуюма, пайвань, сирайя и другие племена Тайваня; акинавцы, лусонцы (но этих совсем мало); оранг лауты, мелайю и разнообразные оранг асли — с сингапурских времен; тамилы Цейлона, марена Мадагаскара. Даже из недавнего набега на Мали к Армии прибились две сотни черных, как просмоленное днище корабля, жителей Нигера. Последние еще совсем дикие, тайный язык толком не выучили, дисциплиной прониклись еле-еле.

Зато остальные… Это единая машина из тысяч идеально обработанных деталей, которые собирались более десяти лет, ради…

«Ради того, чтобы спасти деву Жанну» — Гванук изумленно вскинул брови, подивившись итогу собственных мыслей. Неужели всё!.. Вся его настоящая жизнь (и тысячи других!) — для этого?

— Лучше расскажи мне, Пьер, про Орлеанскую Деву.

— Она, — священник вскинулся живо, но осекся, задумавшись. И прошептал, по привычке оглядываясь. — Она — святая. Чудом было ее явление. Всё погрузилось в хаос. Англичане были непобедимы. Как не служить таким? Да нас и не спрашивали. А потом вдруг пошли слухи, истории. Англичан бьют! Снова, снова! Потом дофина короновали. И всё она. До нее — глухая ночь, а с ней — рассвет…

— Недолгий вышел рассвет, — перебил Кошона Гванук.

— Да, — голосок писаря потух. — Вы можете не поверить мне, Ваша Светлость, но мне так жалко было Жанну д’Арк! Уж столько она натерпелась! Пытать ее не пытали, но… Я, знаете ли, вожу дружбу с братом Гильомом Маншоном, а тот протоколы заседаний вел. Так он право слезы лил, мне всё пересказывая. Как мучили ее, морили голодом и жаждой. Как унижали, обманывали, как хотели подлостью подвести ее под обвинение. Она одна против всех… Да не против всех! Многие, даже среди заседателей, ей сопереживали. Я пару раз там был: слепому видно, как чиста эта дева, как благодатны ее слова и мысли. Но епископ Кошон с Эстиве уж больно хотели ее казнить. Эстиве ее прямо на заседании шлюхой обзывал! Даже граф Уорик не вынес такого и выговорил прокурору. Маншон мне говорил, что еще чуть-чуть — и врезал бы тому…. Господи прости! А рука у графа…

— Не надо про графа.

— Да, конечно. Мучали Жанну, изводили несколько месяцев. А она… Она, словно Божьей любовью питается… Никогда не сдавалась. На любые выпады отвечала. До последнего. Прямо им сказала, что плена терпеть не станет и имеет право добиваться свободы любым путем. Не поверите, Ваша Светлость — выпрыгнула из башни Боревуар, где ее держали. Упала во двор, только Господним проведением не разбилась. Эстиве-подлец кричал, что от страха, что это грех самоубийства. А я уверен, что это была ее битва. Жанна д’Арк просто не могла не сражаться. И терпеть узилища не могла.

Пьера Кошона уже слегка лихорадило от собственного рассказа. Глаза горят, уже давно забыл, что лучше о таком говорить тихо…

— Любишь ее? — резко спросил Гванук священника.

Тот сбился на полуслове, глаза опустил — сразу понял, о какой любви его «герцог» спрашивает. Смотрит в сторону, а щеки горят.

— Что вы, Ваша Светлость!.. Какая любовь…

И быстро-быстро засуетился — мол, дела у него — засыпал бригадира извинениями и исчез. Гванук долго задумчиво глядел в камин на яростно переплетающиеся языки пламени. Машинально глотнул вина, снова скривился от омерзения — и в ярости швырнул кубок в камин.

Глава 3

Площадь Старого Рынка бурлила и кипела от собравшегося народа. В западной части ее стоял помост, еще попахивающий смолой, вокруг — несколько рядов разнаряженной роты личной стражи, а дальше — тысячеголовое море руанцев и окрестных жителей, сбежавшихся на лицезрение чуда. Наполеон в рыцарских латах (их он подобрал себе еще под Арфлёром, чтобы выглядеть для французов не столь… чужим) взял под руку Жанну д’Арк и под ликующие вопли вывел ее на «авансцену».

— Пресвитер Иоанн волею Господа прознал о бедах, свалившихся на Францию. Он обратился к почитающим его восточным народам и призвал нас выручить деву Жанну, которая должна спасти Францию от англичан! Мы прибыли. И вот смотрите, жители Руана — ваша Жанна д’Арк, ваша Орлеанская Дева свободна!

Ор поднялся страшный! Люди вскидывали вверх свои шапки, махали руками, плакали. Наполеон старался не думать о том, что примерно эта же толпа, может быть, с чуть меньшей, но тоже радостью смотрела бы, как Жанну сжигают за ересь.

Толпа. Слава богу, сегодня она ликует по светлому поводу.

И тут Жанна заговорила. Генерал уже