Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

Он вздохнул.

— Ну и… в общем, там вообще не принято, чтоб пациенты друг с другом пересекались. И как новичок, то обслуга настороже. А потом ничего, расслабляются. И болтают. Много болтают. Но и понять можно. Там, когда тихо сидишь, такая хрень в башку лезет… в общем, они и говорят, чтоб перебить это вот. А я слушал… и выслушал, что, тех, кто под списание шёл, если не нужный был для других каких дел, их отправляли в нулевую зону. Как они говорили, на прокорм… и не только их. В общем, там время от времени привозили кого-то… где-то так.

— Пи, — важно произнёс мышь. — Пи-и! Пи.

— Он говорит, что теперь… что теперь его заберут. То чудовище, которое там, внизу… она заберет… он говорит, что это хозяйка… пути… тут я не очень понял. Понятие такое вот…

— Ягиньюшка, — пояснила старая ведьма, выходя из темноты. — А вы тут чего сидите?

— Да вот, молодой человек и показания даёт, и переводчиком подрабатывает.

А ведь вариант. Пока там ещё программисты свой софт до ума доведут. Это дело небыстрое.

— И хорошо, — Антонина Васильевна повела пальцами по лбу мальчишки. — Ещё один… много их, замороченных, будет. Скажите, чтоб сюда везли. И да, только не в дом. Извините, в дом все не поместятся.

— Госпиталь развернём, — Фёдор Фёдорович кивнул и потянулся к телефону. — Полевой. Если покажете, где поставить можно.

— А вот там пруд есть. На бережку и ставьте. Ляле без воды тяжко, да и внученьке мой спокойней будет. И неподалёку, и не во дворе…

Хоть что-то понятное он сделать может.

— Ягинья — это… тоже из ваших?

— И из наших, и из ваших. Вы уж нас так не отделяйте, — на Фёдора Фёдоровича поглядели с укором. — Ведьма — тоже человек.

— А оборотни и русалки?

— В какой-то мере… вам ли не знать, что люди бывают разными. И нелюди тоже.

Стало стыдно.

— Прошу меня простить. Это всё нервы.

Прозвучало не очень убедительно.

— Пи…

— Утром, — перевёл Михаил. — Утром связь восстановится. И тогда он, тот, кто построил это место, узнает, что его сын пропал.

И не удержится в стороне.

Лаборатория — это одно. Здания, аппаратура, даже люди — это всё восполнимые потери. Болезненные, но не настолько, чтобы подвергать себя риску. А вот утрата ребенка — дело иное.

— Он придёт, — Фёдор Фёдорович пришёл к тем же выводам, что и неизвестная Ягинья.

— Именно, — подтвердила Антонина Васильевна. — Кровь от крови…

— Вы понимаете, что я не могу дать разрешения использовать ребенка. Даже в подобной ситуации. Даже при том… что, возможно, он тоже виновен… я всё равно не могу позволить…

— Угомонись, герой, — ведьма поглядела неожиданно тепло. — Я многое слыхала про сестрицу свою. И да, порой она забирала детей. Да только не всяких, но таких, кому среди живых находиться опасно.

Хороший предлог, чтобы отступить.

Сказать себе, что, мол, раз так, то и пускай. С нечистью нечисти и разбираться. А этот Кощеев сын, кем бы он ни был, явно не человек.

Или не совсем человек.

Только и ведьма права. Люди бывают разными. И нелюди. Поэтому…

— Мне нужно будет увидеть мальчика. Убедиться, что его не удерживают против воли. Да и в целом…

— Увидишь, — ведьма ничуть не разозлилась. — Всенепременно увидишь. Тебе с ним ещё дело иметь. Потом, как сестрица его к людям выпустит. Если выпустит.

Час от часу не легче.

А может, уволиться? У него вон и пенсионный стаж наработан. В Институте за вредность насчитывают. И накопления какие-никакие. Всё одно зарплату тратить некогда… уволиться и на берег турецкий. Или нет. Нужно быть реалистом. Не пустят его ни на берег турецкий, ни на египетский. Даже в отпуск, не говоря уже о большем.

— Не печалься, — сказала ведьма с сочувствием. — Всё-то сладится, вот увидишь…

— Мне бы вашу уверенность, — Фёдор Фёдорович телефон держал, раздумывая, кому звонить и надо ли.

— Это усталость просто. Вот закончим дело, заберу тебя с собой.

Как-то это прозвучало… в общем, впору насторожиться. Но не хотелось.

— А то давненько не показывался. Сам знаешь, места у нас красивые. Рыбалка вот. Охота…

— Если не дичью.

— Ну да… неудобно получилось. Вот приедешь и поглядишь, что из тех остолопов выросло. У некоторых уже и свои появились. Воздух опять же свежий… а не хочешь к нам, то у вас тут, гляжу, скоро и свой курорт образуется.

И с ним новая головная боль.

Но… мысль об отпуске показалась вдруг настолько привлекательной, что аж зубы заныли.

— Извините, что перебиваю, — робко произнёс Михаил, который шёл рядом и нес на плече мыша. Причём шлем его держал в горсти, бережно. — Но многоуважаемый Гай Юлий просил передать, что, как Хозяин приедет, то никому нельзя за ним иди.

— То есть?

Фёдор Фёдорович аж споткнулся. И не упал единственно потому, что ведьма не позволила.

— Пи, — произнёс мышь сурово.

— Я обязан задержать этого человека, — пояснил Фёдор Фёдорович. — Сделать так, чтоб он предстал перед судом.

— Предстанет, — Михаил потёр горстью глаза. — Извините. Слезятся… он… он говорит, что его просили передать, чтоб не вмешивались. Что у мёртвых свой суд. Скорый, но справедливый.

Твою же ж…

И как это в докладе отразить? А ведь придётся. Потому что к мертвецам Фёдор Фёдорович точно не полезет. Не сумасшедший, чай.

— Ты, Феденька, не нервничай, — сказала Антонина Васильевна. — Ты вон лучше иди, чайку попьём… побеседуем… с внученькой моей. С женихами её…

— С демоном?

— И с демоном тоже. Хороший демон. Цивилизованный. Они вон собираются с Данечкой какую-то фирму открыть. То ли торговую, то ли по организации праздников. Свадьбы там, дни рождения, какие-то выходы торжественные.

Фёдор Фёдорович подавил стон, готовый вырваться из груди. Торговля — это ладно, это наоборот прорыв и весьма важное новое направление, только вот… он представил демонов, которые организуют праздники. И как-то невесело стало.

Совершенно.

А ведь тоже надо как-то в докладе отразить…

Глава 37

О делах дней столь давних, что только кровь и помнит

Но ритуал проходил крайне аскетично. Костёр из тел, танцующие вокруг медленным хороводом культисты, такие же чистые и здорово выглядящие, как встреченный ранее еретик. Они слышимо, но всё же не во весь голос бубнят странные заклинания, создавая мерзкий любому имперцу, но вовсе не самый жуткий ритм.

Повествование об унылых буднях инквизитора

Запах.

Наум Егорович теперь ощущал его остро. Резкая такая, едкая вонь. Как будто пожар на свалке приключился.