Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

столь велика, а страх остаться одному и вовсе необъятен. Именно поэтому и сотворил он то, что сотворил… он и прежде поднимал мёртвых, но те знали, что мертвы. И маялись средь живых. Он же пожелал сделать так, чтобы не вспомнила княгиня о беде, и дитя его было, если не живым, то почти… силу отдал он, какая только была. Но и её не хватило. Тогда собрал Кащей жизни. Сперва тех, кто был близ княгини, после тех, кто в тереме оставался. Не искал он виновных и невинных, не делил, но собрал души, до каких только дотянулся… но и их оказалось мало. Взял он и дальше…

— Вот поэтому и не люблю некромантов, — пробурчал Женька. — Вроде человек человеком, а потом раз, мозги перемкнуло и всё.

— Будто с такими, как ты, братец, легче, — Калина Врановна глянула с насмешкой. — Сила, она сила и есть. Когда её немного, то и великих бед натворить тяжко. А вот когда её и избытком… не осталось живых в Китеж-граде. Но открыла княгиня глаза. И дитё родила. Детей. Дочь да сына. Взяла на руки, заглянула в глаза чёрные, Кащеевы, да и поняла всё, как есть. Что не жить ей человеком, что мёртвое, сколь ни корми его, живым не станет. И тогда-то приняла княгиня решение. Сказала, что нельзя ей, да и Кащею тоже, средь живых быть…

Кто-то там, в мире живых, упал в обморок.

А вонь вдруг ослабла, точнее переменилась: больше запах не казался столь уж неприятным.

— Тогда-то и поставлен был терем каменный. И потекла река-Смородина, миры разделяя, чтоб живые более не беспокоили мёртвых и наоборот. И где-то там, на мёртвых землях, ещё стоит Китеж-град. И озеро держит ладьи, кормит чаек да людей. Звенит вечная ярмарка. Там распахнуты ворота, с радостью принимает город новых гостей. Правда, случаются те редко, потому что далеко не всякому дано так далеко за реку зайти. Но те, кто бывали, говорят, что сидит на троне князь-Кощей, а подле него — любимая жена. Что правят они мудро, по закону. Когда утомлюсь среди живых быть, тогда, может, и сама погляжу, проверю. Услышу, как оно на самом деле было.

Правда, сказано это было без радости. Видать, не тянуло Ягинью в мёртвые прекрасные земли.

— А дети… что с ними стало?

— Княгиня, поняв, что случилось, душу свою меж детьми разделила. Будь ребенок один, хватило бы, чтоб живым сделать. Ибо и боги, и мир не посмеют перечить, когда мать себя отдаёт. Да только двое их. Вот каждому и досталось по половинке. А детей Кащей ведьме отнёс. С тех пор мы всех ведьм за сестёр почитаем.

Глянула на Женьку хитро.

— Или вот за братьев, коль уж уродился. Ведьма тогда крепко своей силой подсобила. Душа душой, да вот одной бы не хватило. Она же зачерпнула, сколько было, от мира да источника и подарила детям… — Калина Врановна положила руку на грудь. — Тогда и появился дом на берегу реки-Смородины, который одним окном на мир живых глядит, а другим — на мёртвый. И мост поднялся, через который пройти любой способен, да вот в одну лишь сторону. И редко у кого души хватит, чтобы вернуться… так мы и живём с той поры. Сидим в тереме, ждём, не появится ли богатырь. Коль найдётся такой, который силён душой да ярок, так и хватит его огня, чтоб двоих удержать. Тогда и мне будет дано право на жизнь человеческую. День в день, час в час…

— И умерли они… — начал было Наум Егорович.

— Верно. Так оно и будет, — кивнула Калина Врановна. — И не гляди, ведьмак. Отец мой тоже не всегда Лешим был. Мог бы и умереть, но вместо этого душу отдал, нелюдью стал, чтоб за мной приглядывать. Рано его приговорили люди недобрые. А матушке потому пришлось мир живых оставить, потому как без его души в нём ей заказано. Да и подле меня она быть боялась. Но то моё, другое. Что до сына Кащеева, то и для него сыскался способ. Ведьма посадила его на лопату да в печь сунула.

— Радикальненько.

— Жар земного пламени обнял и согрел младенчика, и сердце его огнём наполнил, которого хватило надолго. И после уж, взрослея, с огнём этим и учился сын Кащеев с силою управляться. Учился жить живым, а не мёртвым. А как срок пришёл, то подросла и дочь ведьмина. Тогда взял он её в жёны…

— Тут и сказке конец, — проворчал Наум Егорович.

— Не совсем. Скорей другой сказки начало. Свой сын у Кощеева сына родился. Дитя, оно в теле матери долго зреет. И не только кровь берет, но и души частицу. Вот во внуке Кащеевом и стало живого больше, чем мёртвого. А в его сыне — и того больше… а там и вовсе уснула сила злая.

— Но теперь проснулась?

— Не теперь. Сила, она, как слово, из книги вовсе не вычеркнешь. Что-то недоброе случилось или с ним вот, или с отцом его, или с матушкой. Что-то такое, заставившее силу проснуться, выбраться из небытия. И мёртвой вновь сделалось больше, чем живой.

— То есть, — уточнил Наум Егорович исключительно для своего понимания. — Это скорее прапраправнук Кощеев…

— Сын. Их всех, когда появлялись, называли так. Сын Кощеев… а уж эти «пра» я и сама не сосчитаю.

— И что ты собираешься с ним делать? — пожалуй, именно этот вопрос и должен был интересовать Наума Егоровича больше прочих.

— Заберу. Туда, где его сила не навредит ни ему, ни прочим. А там дальше видно будет…

— За реку Смородину, — проворчал Женька. — Да за Калинов мост…

— Вот видишь, дорогой братец, ты сам всё и ведаешь… заглядывай в гости, коль охота будет.

— Да как-то… пока не тянет.

Калина Врановна звонко рассмеялась.

— Ну что ж, моё дело малое — пригласить. Что ж, слово сказано, теперь надо, чтоб и дело было сделано. Идём.

А после толкнула легонько стену, та и осыпалась серебристым крошевом.

Глава 38

В которой зло испытывает некоторые трудности

После зачистки периметра имперцы кровожадно набросились на останки пиратов.

О превратностях войны

Глаза покраснели.

Они давно уж чесались, и целители лишь разводили руками. Мол, причина не в физиологии вовсе, но исключительно в области психосоматики. Мол, изводит он себя работой.

Нервы опять же.

А вот если бы он не нервничал и больше отдыхал, то и само прошло бы. Нет, выписывали какие-то капли, должные облегчить страдания, только от тех капель зуд не